Страницы: 1 2
корреспонденции допустимо лишь как "необходимое в демократическом
обществе" и только в определенных целях. Часть третья статьи 55
Конституции Российской Федерации также говорит о том, что "права и
свободы человека и гражданина могут быть ограничены федеральным
законом только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ
конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных
интересов других лиц, обеспечения обороны и безопасности государства".
Из принципа соразмерности вытекает, что ограничения прав и свобод
в оперативно-розыскной деятельности могут быть оправданы и допустимы,
если они установлены в целях защиты не от любого правонарушения, а
лишь от наиболее опасных преступных нарушений закона, по крайней мере
тех, которые требуют предварительного расследования (как это
определено в части второй статьи 8 Федерального закона "Об
оперативно-розыскной деятельности"). Оперативно-розыскные мероприятия
могут проводиться только тогда, когда иным путем достичь поставленной
цели невозможно. Именно такое необходимое условие, вполне
соответствующее конституционному принципу соразмерности ограничения
прав, содержалось в части первой статьи 6 закона об
оперативно-розыскной деятельности 1992 года, однако в рассматриваемой
редакции это положение было необоснованно исключено.
Принципы определенности и соразмерности требуют также
установления законодателем четких и разумных временных рамок,
допускаемых ограничений прав и свобод. Такие ограничения, включая и
тайны характер оперативно-розыскных мероприятий от объекта наблюдения,
не могут сохраняться неопределенно длительный срок. Всякое ограничение
права может допускаться лишь как временная мера. В противном случае
оно является не чем иным, как отменой права, которая недопустима в
силу части второй статьи 5 Конституции Российской Федерации.
Соразмерность и целеобусловленность ограниченного вмешательства
государственных органов в личную жизнь граждан при
оперативно-розыскной деятельности предполагают также пределы такого
вмешательства и по кругу лиц. Всякое вмешательство здесь должно быть
строго выборочным, а не общепоисковым. Оно не может носить всеобщий,
тотальный характер, подвергая сомнению всякое лицо и подозревая его в
причастности к преступлению. Такое вмешательство должно быть
достаточно обоснованным как в данных конкретных обстоятельствах, так и
в отношении конкретного индивида, при ограничении степени усмотрения
должностного лица и при наличии реального вневедомственного, в том
числе судебного, контроля за обоснованностью этих мер. Категорически
нельзя согласиться в выводом Конституционного Суда о том, что
проведение оперативно-розыскных мероприятий само по себе не нарушает
прав человека и допустимо уже потому, что преследует цели борьбы с
преступлением, которое, дескать, не является сферой частной жизни. Это
противоречит всем представлениям о презумпции невиновности.
Государство в силу статей 2, 17, 45 (часть 1), 55 (часть 2) и
других положений Конституции Российской Федерации обязано
гарантировать защиту прав и свобод человека и гражданина и не может
исходить при этом из предположения добропорядочности исполнительных
органов. В равной мере это требование относится к случаям, когда
законодатель устанавливает допустимые ограничения этих прав. Эти
гарантии приобретают особое значение в сфере оперативно-розыскной
деятельности как деятельности, предполагающей, как правило, негласный,
непроцессуальный характер. Учитывая, что эта сфера деятельности в той
части, которая затрагивает права и интересы отдельных лиц, является
вспомогательной, подчиненной задачам пресечения преступности и
рассмотрения уголовных дел, процедурные гарантии судебной защиты здесь
не могут быть меньшими, чем в уголовном процессе. Конституционный Суд
неоднократно отмечал в своих решениях, что право на судебную защиту,
согласно статье 56 (часть 1) Конституции, отнесено к таким правам и
свободам, которые не могут быть ограничены. Это право выступает как
гарантия всех других прав (Постановление Конституционного Суда РФ от
03.05.95 г.).
4. Статья 10 (части 1, 2 и другие) рассматриваемого закона
позволяет органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность,
"создавать и использовать информационные системы, а также заводить
дела оперативного учета ... в целях обобщения и систематизации
сведений, проверки и оценки результатов оперативно-розыскной
деятельности, а также принятия на их основе соответствующих
решений...". Характер и объем этих "сведений" не уточняется, однако из
других положений закона усматривается, что к числу данных сведений
относится также информация "о лицах, подготавливающих или свершивших
противоправное деяние" (часть вторая статьи 8 и другие), то есть речь
идет по существу о персональной информации - конфиденциальных
"сведениях о фактах, событиях и обстоятельствах жизни гражданина,
позволяющих идентифицировать его личность" (статья 2 Федерального
закона "Об информации, информатизации и защите информации" от
20.02.95 г.).
Сбор, хранение, использование и распространение информации о
частной жизни лица, и в частности персональной информации,
регулируется статьей 24 Конституции Российской Федерации и
вышеназванным законом. Сбор сведений о персональной информации таким
образом существенно затрагивает интересы и конституционные права
данного лица. А заведение дела оперативного учета, если оно касается
подозрений в отношении конкретного лица, есть по сути разрешение на
сбор персональной информации о нем. С этой точки зрения утверждение в
части 3 статьи 10 закона об оперативно-розыскной деятельности о том,
что "факт заведения дела оперативного учета не является основанием для
ограничения конституционных прав и свобод, а также законных интересов
человека и гражданина", не соответствует действительности, вводит в
заблуждение правоприменителя и фактически освобождает его от
необходимости соблюдения судебных и иных гарантий ограничения прав и
свобод и обеспечения законных интересов индивида, что противоречит
положениям статей 18 и 45 Конституции Российской Федерации.
Часть вторая статьи 10 с отсылкой к положениям пункта 2 (подпункт
1) части первой статьи 7 рассматриваемого закона в качестве основания
заведения дела оперативного учета называет ставшие известными органам
сведения о лицах, подготавливающих, совершающих или совершивших
противоправные деяния, если нет достаточных данных для решения вопроса
о возбуждении уголовного дела. Такая формулировка закона фактически
предоставляет на полное усмотрение оперативной службы решение вопроса
о начале оперативно-розыскного производства. Она не требует
обоснования этого решения с точки зрения степени достоверности
имеющихся сведений, их важности, необходимости, доказательственности,
реальности в конкретной ситуации и в отношении конкретного лица. Она
не обязывает учитывать и отражать возможность иных способов достижения
цели. Наконец, эта формулировка допускает заведение дела и в случаях
административных и иных неопасных и непреступных нарушений закона. Это
особенно очевидно в сопоставлении данной нормы с положениями части
второй статьи 8 того же закона, согласно которым оперативно-розыскные
мероприятия, на которые требуется судебное разрешение, могут
проводиться лишь при наличии информации (а не только сведений) по
признакам преступления (а не всякого правонарушения), по которому
производство предварительного следствия обязательно.
Весьма показательно, что указанное положение статьи 7 не только
не требует, а, наоборот, исключает при заведении дела оперативного
учета требование достаточности данных, указывающих на признаки
преступления. В противном случае возбуждение уголовного дела было бы
обязательным (статья 108 УПК РСФСР). Таким образом, рассматриваемая
норма содержит прямое дозволение заводить оперативные дела при
отсутствии достоверных данных о преступном деянии. Именно так понимали
это положение в Волгоградском УВД при заведении дела Черновой. А в
отношении журналистов Благодарова и Гейко им хватило мотивировки "для
выяснения преступных намерений".
Из сопоставления положений статей 6, 7 и 8 рассматриваемого
закона также с очевидностью вытекает, что требование обязательности
судебного решения распространяется только на оперативно-розыскные
мероприятия, которые ограничивают такие конституционные права граждан,
как право на тайну переписки, телефонных переговоров, почтовых,
телеграфных и иных сообщений, а также право на неприкосновенность
жилища. Закон допускает, таким образом, всякое иное вторжение в
частную жизнь и сбор персональной информации без согласия и
уведомления лица и без судебного решения, фактически бесконтрольно, не
регулируя при этом ни характер, ни объем собираемой информации,
оставляя это на усмотрение самого оперативного органа.
Однако часть вторая статьи 11 Федерального закона "Об информации,
информатизации и защите информации" сформулирована в виде
категорического запрета: "Не допускается сбор, хранение, использование
и распространение информации о частной жизни, а равно информации,
нарушающей личную тайну, семейную тайну, тайну переписки, телефонных
переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений физического лица
без его согласия, кроме как на основании судебного решения". Данное
требование полностью соответствует конституционным принципам
установления ограничений прав и смыслу судебного контроля за
соблюдением пределов этих ограничений.
Сопоставление положений пункта 6 части 1 статьи 6 с положением
статей 8 и 10 рассматриваемого закона и анализ практики показывают,
что наблюдение как вид оперативно-розыскного мероприятия во всех
случаях не требует судебного разрешения. Между тем наблюдение является
способом сбора информации о конкретном человеке и во многих случаях
сопряжено с вмешательством в его частную жизнь. Кроме того,
специальные технические средства позволяют производить наблюдение
внутри жилища без формального проникновения в него, но фактически с
нарушением его неприкосновенности. Учитывая вышеизложенные аргументы,
следует признать, что перечисленные случаи наблюдения недопустимы без
судебного разрешения и контроля.
Таким образом, положения статьи 10 (частей 1, 2 и 3) в
совокупности с положениями статей 6 (части 1 пункта 2), 7 (часть 1
пункта 2 подпункта 2), 8 (часть 2) Федерального закона "Об
оперативно-розыскной деятельности" допускают сбор, хранение и
использование персональной информации, а также наблюдение с нарушением
неприкосновенности жилища без проверки обоснованности этих действий и
без судебного разрешения, а также при отсутствии достаточных признаков
преступлений, по которым предварительное следствие обязательно, что не
соответствует положениям статей 19, 23, 24, 25, 45 (часть 1) и 55
(часть 3) Конституции Российской Федерации.
5. Часть 4 статьи 10 рассматриваемого закона предусматривает, что
дело оперативного учета прекращается в случаях "решения конкретных
задач оперативно-розыскной деятельности", а также "установления
обстоятельств, свидетельствующих об объективной невозможности решения
этих задач". Приведенные формулировки не определяют ясно и точно,
каковы конкретные основания (факты), с которым закон связывает
обязательность оперативного органа прекратить дело и соответственно
вмешательство в права и свободы, так и конкретные сроки, временные
периоды, на которые такое вмешательство может быть оправдано.
Положения закона не препятствуют усмотрению оперативного органа
продолжать негласное ограничение лица в правах неопределенно долгий
срок, причем без какого-либо контроля вне данного ведомства. С точки
зрения соблюдения гарантий конституционных прав и свобод (статья 45
часть 1 Конституции РФ) такое состояние не может быть допустимо.
Ни часть 4 статьи 10, касающаяся оперативного учета, ни другие
нормы рассматриваемого закона не предусматривают обязательность
вынесения при этом процессуального решения даже в тех случаях, когда
целью оперативно-розыскных мероприятий была проверка сообщений в
отношении конкретных лиц, подозреваемых в подготовке или совершении
преступлений. Именно так эта норма понимается и на практике.
В соответствии с частями 2 и 3 статьи 11 и аналогичными
положениями части 4 статьи 12 закона результаты оперативно-розыскной
деятельности лишь могут, а не должны представляться органу дознания,
следователю или в суд как повод и основание для возбуждения уголовного
дела, а также для использования в доказывании по уголовным делам.
Решение об этом принимает руководитель оперативного органа в порядке,
предусмотренном ведомственными нормативными актами.
Таким образом, лица, в отношении которых собиралась информация об
их причастности к совершению преступления, но она не нашла своего
подтверждения, или оперативный орган по иным причинам не счел
целесообразным передачу материалов для вынесения процессуального
решения, эти лица лишаются возможности защиты своих прав и интересов,
оставаясь в подозрении неопределенно долгий срок. Более того, они
остаются в неведении о самих фактах государственного вмешательства в
осуществление их прав и свобод. Такое положение не может быть
оправдано целями и соразмерностью допускаемых Конституцией ограничений
прав и свобод.
Неограниченное усмотрение органов, осуществляющих
оперативно-розыскную деятельность, в решении вопроса о прекращении
дела и передаче материалов для процессуального решения не
соответствует также принципу законности. Эти вопросы, как существенные
для реализации и защиты конституционных прав и свобод человека и
гражданина, должны быть урегулированы только в федеральном законе
(статьи 71 пункт "в", 76 часть 1 Конституции Российской Федерации).
Передача материалов оперативно-розыскных мероприятий, если они
осуществлялись в отношении конкретных лиц, в органы, компетентные
выносить решения о возбуждении уголовного дела или отказе в
возбуждении такового, есть по сути необходимая стадия контроля за
соблюдением конституционных гарантий прав и свобод, и в данном случае
ее следует признать обязательной.
Таким образом, положения статей 19 (части 4), 11 (части 2 и 3),
12 (части 4) рассматриваемого закона в той части, в которой они
допускают неопределенные сроки осуществления оперативно-розыскных
мероприятий в отношении конкретных лиц, а также неопределенные условия
их прекращения, необязательность передачи таких материалов
компетентным органам для принятия процессуальных решений,
регулирование этого порядка ведомственными нормативными актами, а не
законом, - не соответствует положениям статей 19 (часть 1), 23, 24,
25, 45 и 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации.
6. Часть вторая статьи 5 рассматриваемого закона предоставляет
право обжалования действий органов, осуществляющих
оперативно-розыскную деятельность в вышестоящий орган, прокуратуру или
суд. Формально право жалобы предоставляется каждому, полагающему, что
его права и свободы нарушены указанными действиями, однако на практике
это право остается декларативным, поскольку данная норма не содержит
гарантий и эффективного механизма его реализации, как это видно из
обращения И.Г.Черновой.
Основным препятствием здесь является конфиденциальный негласный
характер оперативно-розыскной деятельности, сбор информации в тайне от
объекта наблюдения. Причем приведенная норма заведомо рассчитана
именно на такую ситуацию, предусматривая, что о нарушении лицо только
"полагает", то есть догадывается. Вследствие этого у данного лица, как
правило, отсутствуют достоверные сведения о нарушении его прав и
свобод, оно лишается возможности привести конкретные факты в свою
защиту, объективно оценить и доказать объем допущенных нарушений. Его
жалоба, таким образом, обречена статьи бездоказательной, ибо ее
удовлетворение зависит от того, насколько она будет обоснованной и
мотивированной.
Возможность получения указанной информации предусмотрена частью
третьей данной статьи. Однако она в значительной степени ограничена.
Так, такое право предоставляется лица, виновность которых в
совершении преступления не доказана в установленном законом порядке,
то есть, как пояснено в законе, в отношении которых в возбуждении
уголовного дела отказано либо уголовное дело прекращено в связи с
отсутствием события преступления или в связи с отсутствием в деянии
состава преступления.
Приведенная формулировка неопределенна и на практике дает
возможность произвольного толкования круга лиц, имеющих право на
указанную информацию. Неясно, о каком именно преступлении идет речь в
законе, с невиновностью в совершении которого связано право получения
информации. Неясно, относятся ли к этой категории лица, осужденные за
иные преступления, чем те, по которым проводилась оперативная
проверка. Остается неясным, каковы права лиц, в отношении которых
уголовное преступление не возбуждалось совсем, а оперативно-розыскные
мероприятия проводились лишь ввиду мнимых или действительных, но
непреступных связей с подозреваемым (осужденным). Формально из круга
лиц, имеющих право на информацию, исключаются те, в отношении которых
оперативно-розыскные мероприятия проводились, но на момент запроса они
не осуждены, хотя их виновность "не доказана в установленном законом
порядке". К кругу этих лиц относится и И.Г.Чернова.
Фактически рассматриваемая норма требует от заявителя
процессуального подтверждения его невиновности, чем грубо искажается
конституционный принцип презумпции невиновности (статья 49). Более
того, закон усугубляет положение этой категории лиц, создавая
искусственные препятствия для доказывания их невиновности. Как указано
выше, передача полученных оперативных материалов для вынесения
процессуальных решений оставляется на полное усмотрение самих
исполнительных органов.
По буквальному смыслу рассматриваемой нормы из числа лиц, имеющих
право потребовать полученную о них оперативную информацию, исключаются
лица, оправданные судом, лица, в отношении которых в возбуждении
уголовного дела отказано или дело прекращено по иным, чем указано в
законе, основаниям, в том числе в связи с недоказанностью в совершении
преступления, а также подозреваемые, обвиняемые, подсудимые,
осужденные. Эти категории не только лишаются права на информацию, но и
ограничены в праве на судебную защиту от неоснованного обвинения,
поскольку в оперативной информации могут содержаться и реабилитирующие
их факты. Такие ограничения не соответствуют вышеуказанным
конституционным принципам.
Рассматриваемая норма устанавливает еще одно ограничительное
условие: лицо, обратившееся за информацией, должно располагать
"фактами проведения в отношении него оперативно-розыскных
мероприятий". Однако, как указано выше, факты проведения
оперативно-розыскных мероприятий отнесены этим же законом к сфере
тайной, секретной деятельности оперативных органов. Лицо, в отношении
которого эти мероприятия проводятся, до их окончания в принципе может
"располагать" такими фактами лишь в результате их случайной или
противоправной утечки. (Для тех же, кто может узнать о таких фактах из
следственных материалов по его делу, право истребовать информацию
исключено). Суть же обращения и заключается в том, что лицо истребует
информацию именно об этих фактах. И на него не может быть возложено
бремя их доказывания. Таким образом, указанное ограничение не является
разумным и обоснованным с точки зрения требований статей 45, 46 и 55
(часть 3) Конституции Российской Федерации.
Часть третья статьи 5 закона предусматривает, что заявитель
вправе истребовать лишь "сведения о полученной о нем информации", а не
саму информацию. Между тем статья 24 Конституции Российской Федерации
говорит именно об информации (часть 1) и о "документах и материалах"
органов государственной власти, непосредственно затрагивающих права и
свободы (часть 2). Федеральный закон "Об информации, информатизации и
защите информации" также употребляет понятия информации,
документированной информации и говорит о праве граждан на доступ к
информации: "знать, кто и в каких целях использует или использовал эту
информацию" (статья 14 часть 1).
На практике "сведения об информации" понимаются ограничительно
лишь как "сведения о существовании материалов, характеризующих
личность и поведение данного заявителя и о сущности содержащихся в них
данных" (комментарий к статье 5 закона). "Информация для гражданина
оформляется справкой, содержание и объем которой определяется
инициатором проведения оперативно-розыскных мероприятий, причем
"запрос о предоставлении фактических данных в больших объемах ...
является неприемлемым для оперативных аппаратов". (Ответ Первого
заместителя министра МВД от 19.12.97 года).
Из изложенного видно, что по этим "сведениям", которые фактически
представляют собой произвольные выдержки из первоначальных документов,
сформулированных к тому же по их усмотрению самими работниками
оперативных органов, невозможно судить ни о достоверности, ни об
объеме персональной информации, имеющейся в документальных и иных
материалах дела оперативного учета. Закон вообще не предусматривает
предоставление гражданину подлинных документов дела. Как это видно из
части 4 статьи 5, "оперативно-служебные документы" предоставляются с
определенными ограничениями в объеме информации только судье и только
по его требованию. Однако обосновать такое требование без наличия
первоначальной информации также заведомо затруднительно.
Полную свободу усмотрения оперативных органов в вопросе об объеме
предоставляемой лицу информации усиливает и неопределенная оговорка в
той же статье закона о том, что сведения могут быть представлены "в
пределах, допускаемых требованиями конспирации и исключающих
возможность разглашения государственной тайны".
В то же время в соответствии с частью 1 статьи 12 настоящего
закона к государственной тайне отнесены сведения об используемых или
использованных при проведении негласных оперативно-розыскных
мероприятий силах, средствах, источниках, методах, планах и
результатах оперативно-розыскной деятельности, о лицах, внедренных в
организованные преступные группы, о штатных негласных сотрудниках
органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, и о лицах,
оказывающих им содействие на конфиденциальной основе, а также об
организации и о тактике проведения оперативно-розыскных мероприятий.
Под указанное определение попадают, таким образом, практически
все материалы оперативно-розыскного дела, включая и персональную
информацию. Неопределенное и допускающее предельно широкое толкование
понятие "результаты оперативно-розыскной деятельности", как и
рассмотренное выше положение части 3 статьи 5 Закона позволяют
работникам оперативных органов отказывать заинтересованным лицам в
предоставлении практически любой информации, что и происходит на
практике.
Персональная информация законом об информации отнесена к сфере
конфиденциальной. Она не может быть засекречена от того лица, с
которым идентифицируется. В противном случае это будет являться полным
отрицанием его права. По судебному решению сбор может быть допустим
персональной информации негласно, конспиративно от объекта наблюдения.
Однако в данном случае это является лишь допустимым способом этой
деятельности. Он исчерпывает себя с того момента, когда эта
конспиративность раскрыта. После этого тайна персональной информации
не может быть защищена от ее владельца, и он вправе потребовать ее
предоставления. Это право также может быть им реализовано, когда
необходимость конспирации как способа оперативно-розыскной
деятельности в отношении данного конкретного лица утрачивается, то
есть: после прекращения дела оперативного наблюдения и
соответствующего извещения его об отказе в возбуждении уголовного
дела, или прекращении его по любым основаниям, либо предъявления ему
материалов предварительного следствия, если он был привлечен к
уголовной ответственности в связи с преступлением, по которому
производилась оперативно-розыскная работа.
Во всех этих случаях у органа оперативно-розыскной деятельности
должна возникать обязанность сообщить заинтересованному лицу о наличии
в отношении него документированной или иной информации и предоставить
эту информацию по его требованию. В тех спорных случаях, когда
определенная информация, по мнению органов, может содержать сведения,
способные повлечь раскрытие лиц, внедренных в организованные
преступные группы, штатных негласных сотрудников оперативных органов и
лиц, оказывающих им содействие на конфиденциальной основе, вопрос
должен быть разрешен в судебном порядке. Так, в соответствии с пунктом
2 статьи 24 Федерального закона "Об информации, информатизации и
защите информации" суды рассматривают споры о необоснованности
отнесении информации к категории с ограниченным доступом. В
соответствии с Законом Российской Федерации "О государственной тайне"
суды рассматривают жалобы на неправомерность решения должностных лиц о
засекречивании сведений и на необоснованность отнесения их к
государственной тайне (статья 7 часть 2, статья 10 часть 3, статья 15
часть 4).
Таким образом, положения частей 2 и 3 статьи 5 рассматриваемого
закона ограничивают круг лиц, имеющих право истребовать персональную
информацию о них, полученную в результате оперативно-розыскных
мероприятий, возлагают на этих лиц обязанность доказывания фактов
проведения в отношении них оперативно-розыскных мероприятий, допускают
неопределенность сроков, объема и условий предоставления персональной
информации заинтересованным лицам и ограничивают возможность судебной
защиты этих прав, что противоречит статьям 19, 24, 45, 46 и 55 (часть
3) Конституции Российской Федерации.
7. Ряд обжалуемых положений закона упоминает о прядке
предоставления результатов оперативно-розыскной деятельности в суд
(статья 11 части 2 и 3, статья 12 часть 4), регулирует судебный
порядок рассмотрения вопросов о даче разрешения на проведение
оперативно-розыскных мероприятий (статья 9, 12 части 3 и 4) и о
рассмотрении жалоб граждан на отказ в предоставлении или неполноту
предоставленной информации (статья 5 часть 4).
Так, часть 4 статьи 12 закона устанавливает, что
оперативно-служебные документы, отражающие результаты
оперативно-розыскной деятельности, могут быть предоставлены судье в
порядке и случаях, установленных настоящим федеральным законом. Однако
выше, в части 3 статьи 11 указано, что результаты оперативно-розыскной
деятельности предоставляются в суд на основании постановления
руководителя органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность
(то есть фактически по усмотрению органа) в порядке, предусмотренном
ведомственными нормативными актами. Часть 2 статьи 9 закона
устанавливает также, что перечень категорий руководителей органов,
осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, которые вправе
обратиться в суд за разрешением проведения оперативно-розыскных
мероприятий, ограничивающих конституционные права граждан,
определяется ведомственными нормативными актами.
Однако порядок использования в уголовном процессе персональной
информации, полученной с ограничением конституционных прав граждан, а
также установление категорий должностных лиц, которым предоставлено
право процессуальных действий в суде, относиться к числу существенных
гарантий прав и свобод и должен быть установлен только в федеральном
законе, как это вытекает из требований статей 55 часть 3, 71 пункт
"в", 76 часть 1 и других положений Конституции Российской Федерации.
Кроме того, в соответствии с частью 1 статьи 120 Конституции
судью независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации
и федеральному закону. Из этого следует, что ведомственные нормативные
акты не могут устанавливать обязательные для суда и судьи требования,
подчинять его процессуальному порядку, установленному этими актами. В
соответствии с позицией Конституционного Суда Российской Федерации по
делу о проверке конституционности статей 1 и 21 Закона Российской
Федерации от 21 июня 1993 года "О государственной тайне"
(Постановление Конституционного Суда Российской Федерации от 27.03.96
года) порядок производства по уголовным делам, как это установлено
статей 1 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР, является единым и
обязательным по всем уголовным делам и для всех судов, органов
прокуратуры, предварительного следствия и дознания и определяется
именно данным Кодексом, а не каким-либо иным федеральным законом. Тем
более такой порядок не может определяться ведомственными нормативными
актами. Из этой же позиции Конституционного Суда однозначно вытекает,
что судье не может быть отказано в предоставлении каких-либо сведений
по мотивам их секретности.
В части 1 статьи 9 рассматриваемого закона содержится положение о
подсудности рассмотрения указанных материалов: "как правило, по месту
проведения таких мероприятий ими по месту нахождения органа,
ходатайствующего об их проведении". Эта формулировка не только
предполагает выбор альтернативы в решении подсудности самим органом,
осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, что не может быть
допустимо по указанным выше основаниям, но и позволяет не определенные
в законе исключения из общих правил. Данные положения противоречат
принципу определенности закона, допускают произвол правоприменителя в
вопросе подсудности этого рода дел и, следовательно, нарушают
равенство всех перед законом и судом (статья 19 часть 1 Конституции
Российской Федерации).
Положение части 2 статьи 9 рассматриваемого закона устанавливает,
что основанием для решения судьей вопроса о проведении
оперативно-розыскных мероприятий, ограничивающих конституционные права
граждан, являются мотивированные постановления одного из руководителей
органа, осуществляющего оперативно-розыскную деятельность. Закон
полагает такую процедуру достаточной для получения судебного
разрешения на оперативное вмешательство в сферу осуществления
конституционных прав и свобод. Какой-либо процедуры проверки и оценки
доводов оперативных органов не предусматривается. Причем по тексту
данного положения судья не вправе отказать в рассмотрении такого
постановления и в соответствии со сложившейся практикой (Письмо
заместителя Председателя Верховного Суда Российской Федерации от
04.12.97 года) не считает, что в его компетенцию входит проверка
обоснованности заведения дела оперативного учета. Характерно, что
закон говорит не о суде ка органе правосудия, а о судье, который в
данной процедуре, имеющей к тому же секретный характер, выступает
фактически в роли должностного лица, выполняющего сугубо
административную формальность, - одобрение оперативного мероприятия
при заведомой невозможности проверки его обоснованности.
Лишь часть третья той же статьи закона предусматривает как
исключение из общего правила в части второй, что по требованию судьи
ему могут предоставляться также иные материалы, касающиеся оснований
для проведения оперативно-розыскного мероприятия, за исключением
данных о лицах, внедренных в организованные преступные группы, о
штатных негласных сотрудниках органов, о лицах, оказывающих им
содействие на конфиденциальной основе, об организации и тактике
проведения мероприятий. Таким образом, даже и в этих случаях закон
существенным образом ограничивает возможность судьи для обоснованного
и объективного разрешения дела. Он предусматривает лишь возможность,
но не обязанность органа представить некие "иные материалы", характер
и объем которых определяются самим органом. Предусмотренные исключения
также фактически могут быть истолкованы им как угодно расширительно,
тем более что какая-либо судебная проверка этого не предусмотрена.
Требования судьи также не могут быть восприняты как гарантия
объективности, поскольку при отсутствии информации об объеме и
содержании конкретных материалов, по которым судья выносит решение, он
не может действовать "со знанием дела".
Аналогичные положения содержатся в части 4 статьи 5
рассматриваемого закона, которая затрагивает порядок регулирования
рассмотрения жалоб граждан на необоснованный отказ в предоставлении
собранной о них в оперативном порядке персональной информации. В
данном случае орган, осуществляющий оперативно-розыскную деятельность,
обязан предоставить судье "оперативно-служебные документы, содержащие
информацию о сведения, в предоставлении которых было отказано
заявителю". При этом предусмотрены те же исключения, что и в части 3
статьи 9. Однако закон не определяет понятие "оперативно-служебные
документы" и не отождествляет их с делом оперативного учета. На
практике "оперативно-служебные документы", предоставляемые судье,
специально готовятся органом, осуществляющим оперативно-розыскную
деятельность, на основе материалов, содержащихся в деле оперативного
учета (письмо заместителя Директора ФСБ Российской Федерации от
10.02.98 года). Предоставление подлинных первоначальных материалов,
таким образом, раскрытие истинного объема и характера информации для
судьи, рассматривающего данное дело, а, следовательно, и гарантии
оценки объективности, полноты и всесторонности рассматриваемого спора
практически исключены. Даже в случае признания необоснованным решения
оперативного органа об отказе в предоставлении необходимых сведений
заявителю судья может лишь обязать указанный орган предоставить
заявителю сведения в том объеме и в тех пределах, которые допустимы
частью 3 статьи 5 закона, то есть порядок исполнения решения судьи
также определяется самими оперативным органом (часть 5 статьи 5
закона).
Рассмотренные нормы существенно ограничивают полномочия и
возможности судьи в сфере контроля за обоснованностью вмешательства
исполнительных органов государства в частную жизнь и осуществление
других конституционных прав и свобод граждан при оперативно-розыскной
деятельности, допускают при этом неограниченное усмотрение этих
органов. Это противоречит функции правосудия как гарантии
конституционных прав и свобод и не соответствует статьям 19 (часть 10,
45, 46 (части 1 и 2), 47 (часть 1), 55 (часть 3), 120 (часть 1), 128
(часть 3) Конституции Российской Федерации.
В жалобе И.Г.Черновой ставился также вопрос о конституционности
положений части 4 статьи 9 и части 3 статьи 12 рассматриваемого
закона, предусматривающих, что судебное решение на право проведения
оперативно-розыскных мероприятий и материалы, послужившие основанием
для его принятия, хранятся только в органах, осуществляющих
оперативно-розыскную деятельность. Эти нормы не могут быть истолкованы
в конституционном смысле, если они допускают их понимание как
требование полного исключения из судебного учета всяких сведений о
вынесенном решении судьи и его содержании, как невозможность
обжалования этого решения или опротестования его в порядке,
предусмотренном действующим процессуальным законодательством, как
невозможность судебного контроля за исполнением этого решения или как
невозможность ознакомления с решением заинтересованного лица или
утрате конспиративности разрешенных судом оперативно-розыскных
мероприятий.
Особо мнение
судьи Конституционного Суда Российской Федерации Т.Г.Морщаковой
1. В соответствии со статьей 97 Федерального конституционного
закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" Конституционный
Суд по жалобам граждан проверяет конституционность примененного или
подлежащего применению в конкретном деле закона, если он затрагивает
конституционные права и свободы граждан. Федеральный закон "Об
оперативно-розыскной деятельности, положения которого оспариваются
гражданкой И.Г. Черновой, преследуя цель обеспечения защиты от
преступных посягательств, предусматривает возможность ограничений ряда
конституционных прав граждан, т.е. безусловно затрагивает эти права.
Более того, конспиративная по своей природе, скрытая от общественности
оперативно-розыскная деятельность представляет собой сферу повышенного
риска ущемления и нарушения прав и свобод граждан, так как возможности
социального контроля над ней ограничены.
В связи с этим законодательное регулирование оперативно-розыскной
деятельности социально обусловлено, в частности, задачей определить
основания и порядок применения указанных ограничений, с тем чтобы их
допустимые пределы не превышались, а нарушения прав и свобод граждан
со стороны осуществляющих оперативно-розыскную деятельность органов,
связанные с выходом за эти пределы, могли быть своевременно выявлены и
устранены. Поэтому при проверке конституционности оспариваемых
положений Федерального закона "Об оперативно-розыскной деятельности",
исходя из требований статьи 55 (часть 3) Конституции Российской
Федерации, необходимо оценить, обеспечивает ли данный Закон при
определении объема и условий необходимых ограничений гарантии от
произвола государственных органов. При этом согласно статье 74
Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде
Российской Федерации" оспариваемые положения подлежат оценке не
изолированно, а в системе правовых норм, прежде всего в связи с
другими предписаниями того же Закона.
2. Как указывается в жалобе, с июля 1995 года по январь 1996 года
в отношении заявительницы на основании оспариваемых ею норм
Федерального закона "Об оперативно-розыскной деятельности" проводились
оперативно-розыскные мероприятия. Решение об этом было принято в
соответствии со статьей 7 Закона, допускающей осуществление таких
мероприятий в целях выявления подготавливаемых или совершенных
преступлений, если нет достаточных данных для решения опроса о
возбуждении уголовного дела, т.е. при отсутствии объективных сведений,
обосновывающих наличие даже признаков преступления. Реальное значение
указанного основания для проведения оперативно-розыскных мероприятий
выявляется в его сопоставлении с положением части четвертой статьи 10
Закона о прекращении этих мероприятий в связи с обстоятельствами,
свидетельствующими "об объективной невозможности решения" задач
оперативно-розыскной деятельности, т.е. именно потому, что она не
привела к получению каких-либо сведений о признаках совершенного или
подготавливаемого преступления (что имело место и по делу
заявительницы). Таким образом, согласно Закону и начало, и завершение
оперативно-розыскной деятельности в отношении определенного лица
возможны при отсутствии какой-либо объективной информации,
свидетельствующей о том, что оперативно-розыскные мероприятия были
действительно направлены на выявление преступного деяния. Органы,
осуществляющие оперативно-розыскные мероприятия, могли, применяя
Закон, действовать, ссылаясь исключительно на декларируемые в нем цели
своей деятельности.
Кроме того, не установлена и обязательность какого-либо контроля
ни за обоснованностью начала оперативно-розыскных мероприятий и
заведения дела оперативного учета в отношении определенного лица, ни
за обоснованностью конкретных мероприятий (кроме тех, которые должны
проводиться по судебному решению). Реализация гражданином права на
обжалование в суд (на основании части второй статьи 5 Закона) действий
органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность, о которых
ему стало известно, не может привести к признанию их необоснованными,
так как их основанием выступает одна лишь цель выявления преступлений.
При этом даже в случаях вынесения судом решения о возмещении ущерба,
причиненного гражданину проведением оперативно-розыскных мероприятий
(в соответствии с частью восьмой статьи 5 Закона), последние могут
продолжаться, поскольку в силу Закона никакие другие органы не
уполномочены влиять на решение о необходимости получения информации
оперативно-розыскным путем.
Называя лишь цели и поводы к началу оперативно-розыскной
деятельности, Закон не устанавливает ни ее фактические и юридические
основания, ни какие-либо процедурные внутриведомственные, прокурорские
или судебные механизмы, которые могли бы способствовать принятию
обоснованных решений. Следовательно, усмотрение осуществляющих
оперативно-розыскную деятельность органов Законом не ограничивается.
Такое регулирование - особенно в условиях, когда общество и власть
отягощены многолетней привычкой предпочтения интересов сыскных служб -
не может гарантировать соразмерность связанных с оперативно-розыскной
деятельностью ограничений прав граждан социально оправданным целям
этой деятельности, что не соответствует требованиям статьи 55 (часть
3) Конституции Российской Федерации. Определенным признанием этого
служит предложение, внесенное в апреле 1998 года в Государственную
Думу Президентом Российской Федерации в порядке законодательной
инициативы, о дополнении части седьмой статьи 5 Закона указанием на
то, что органам, осуществляющим оперативно-розыскные мероприятия,
запрещается их проведение без санкционирования в установленном
порядке.
Неопределенность оснований и порядка проведения
оперативно-розыскной деятельности по действующему Закону создает
условия для произвола власти. Тем самым нарушаются требования статей
17, 18, 19 и 21 Конституции Российской Федерации, согласно которым
государством признаются и гарантируются равным образом права и свободы
граждан, и в частности охраняется достоинство личности. Аналогичная
правовая позиция выражена Конституционным Судом в постановлениях от
25 апреля 1995 года, от 3 мая 1995 года, от 2 февраля 1996 года и от
2 июля 1998 года, согласно которым неопределенность юридического
содержания закона и возможность в связи с этим его произвольного
применения нарушает равенство граждан перед законом и судом, не
согласуется с обязанностью государства обеспечивать охрану достоинства
личности и приоритет прав и свобод человека, а также не допускать их
умаления и предпочтения им даже самых важных общественных,
ведомственных или иных интересов.
3. Заявительница оспаривает статью 6 (пункт 6 части первой)
Закона в связи с тем, что она, допуская наблюдение для получения
персональной информации, нарушает статьи 23 (часть 1) и 24 (часть 1)
Конституции Российской Федерации, закрепляющие право каждого на
неприкосновенность частной жизни, сбор информации о которой без
согласия лица не допускается.
В соответствии со статьей 55 (часть 3) Конституции Российской
Федерации.и по смыслу оспариваемого Закона, не может рассматриваться
как подлежащая конституционной защите такая персональная информация,
которая связана с предполагаемой преступной деятельностью. Однако
согласно действующему регулированию не существуют механизмы, которые
обеспечивали бы сбор оперативных данных исключительно в связи с
предполагаемой преступной деятельностью лица. Напротив,
неопределенность основания оперативно-розыскных мероприятий,
закрепленного в статье 7 Закона, и отсутствие правил санкционирования
или проверки обоснованности их проведения создают предпосылки для
вторжения в частную жизнь, наблюдения за ней и-накопления информации,
касающейся личных тайн, что противоречит статьям 23 (часть 1) и 24
(часть 1) Конституции Российской Федерации.
Конвенция о защите прав человека и основных свобод (статья 8)
допускает вмешательство государства в частную жизнь в интересах
безопасности в демократическом обществе, лишь когда это предусмотрено
законом. Раскрывая названные понятия, Европейский Суд по правам
человека констатировал, что наблюдение за частной жизнью допустимо,
только если существуют процедуры, гарантирующие соответствие мер
наблюдения установленным законом условиям. Однако Федеральный закон
"Об оперативно-розыскной деятельности" не определяет допустимые
процедуры и условия наблюдения. В нем нет и гарантий того, что сбор
информации будет прекращен, как только обнаружатся объективные данные,
опровергающие предположение о преступной деятельности. По делу
заявительницы наблюдение за ней продолжалось и после того, как
выявилась ложность доноса агента о ее участии в совершении
преступления. Поэтому при отсутствии каких-либо законодательно
установленных оговорок, исключающих такие ситуации, возможность
наблюдения, закрепленная в статье 6 Закона, когда оно проводится не
только в общественных местах, приобретает явно неконституционный смысл
и не соответствует указанным нормам Конституции Российской Федерации,
направленным на защиту неприкосновенности частной жизни граждан.
4. Заявительница просила ознакомить ее с собранными о ней в ходе
оперативно-розыскных действий сведениями, однако ей было в этом
отказано: суд, руководствуясь статьями 5 и 12 Закона, исходил из того,
что результаты оперативно-розыскных мероприятий составляют
государственную тайну и подлежат рассекречиванию только по
постановлению органа, осуществляющего оперативно-розыскную
деятельность, а заявительница не относится к кругу лиц, которые
согласно части четвертой статьи 5 вправе истребовать такие сведения.
Статья 24 (часть 2) Конституции Российской Федерации обязывает
органы государственной власти и их должностных лиц обеспечить каждому
возможность ознакомления с документами и материалами, непосредственно
затрагивающими его права и свободы, если иное не предусмотрено
законом. В Федеральном законе "Об оперативно-розыскной деятельности"
содержатся ограничения данной обязанности, вытекающие из целей и
характера этой деятельности.
Однако согласно статье 55 (часть 2) Конституции Российской
Федерации в Российской Федерации не должны издаваться законы,
отменяющие права и свободы. Это означает, что законодатель не вправе
вводить такие ограничения, которые посягают на существо основного
права, фактически лишая гражданина данного права. Такого рода
ограничения всегда являются несоразмерными, т.е. противоречат и
требованиям статьи 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации.
Статья 12 (часть первая) оспариваемого Закона относит к
государственной тайне сведения не только о силах, средствах,
источниках, методах, планах, организации, тактике оперативно-розыскной
деятельности и лицах, в ней участвующих, но и все ее результаты,
полученные при проведении конкретных оперативно-розыскных мероприятий.
В соответствии с буквальным смыслом Закона к таким результатам
относятся также любые данные о личности гражданина, собранные
оперативным путем, в том числе и в случаях, когда оперативно-розыскная
деятельность прекращается в связи с тем, что предположение о
преступлении объективно опровергнуто. Согласно той же норме Закона
результаты оперативно-розыскной деятельности подлежат рассекречиванию
только на основании постановления руководителя осуществляющего ее
органа. Это означает, что доступ к получению гражданином собранной о
нем оперативным путем информации во всех случаях может быть исключен
по решению органов, осуществляющих оперативно-розыскную деятельность.
Предусмотренное для отдельных ситуаций право гражданина согласно
статье 5 Закона получить такую информацию "в пределах, допускаемых
требованиями конспирации и исключающих возможность разглашения
государственной тайны" также не устраняет для гражданина полного
исключения доступа к результатам оперативно-розыскной деятельности по
усмотрению осуществляющих ее органов, поскольку никто, кроме них, не
вправе определять эти пределы. Положения статьи 5, согласно которым
суд вправе обязать эти органы предоставить гражданину определенные
сведения, в контексте статьи 12 могут относиться только к такой
информации, которая уже рассекречена, поскольку Закон не содержит
никаких изъятий или оговорок для судов из общего правила об
исключительных полномочиях органов, осуществляющих
оперативно-розыскную деятельность, на рассекречивание ее результатов.
Это подтверждается и положениями Закона Российской Федерации "О
государственной тайне", который также не наделяет суды правом
рассекречивания каких-либо материалов. Напротив, суды вправе
истребовать материалы, содержащие конспиративную секретную информацию
именно потому, что на них также распространяется установленная законом
обязанность ее защиты от разглашения.
Таким образом, положения части первой статьи 12 Закона приводят
фактически к отмене в сфере оперативно-розыскной деятельности права
граждан на ознакомление с документами, затрагивающими их
конституционные права, и, следовательно, противоречат статьям 24
(часть 2) и 55 (часть 2 и 3) Конституции Российской Федерации.
5. В части третьей статьи 5 Федерального закона "Об
оперативно-розыскной деятельности" законодатель признает право
гражданина, в отношении которого оперативно-розыскные мероприятия
закончились объективным подтверждением его невиновности, потребовать
представления сведений о собиравшейся и собранной о нем информации, не
относящейся к государственной тайне и конспиративным данным. Но и в
этих случаях Закон не обеспечивает равной защиты для всех граждан,
виновность которых в совершении преступления не нашла подтверждения в
установленном порядке. Право на получение соответствующей информации
предоставляется лишь лицам, в отношении которых были вынесены решения
либо об отказе в возбуждении уголовного дела, когда нет достаточных
данных, свидетельствующих о наличии признаков преступления, либо о
прекращении дела в связи с отсутствием события или состава
преступления.
Однако эти же основания (отсутствие данных о признаках
преступления либо отсутствие события или состава преступления) могут
иметь место и при прекращении дела оперативного учета в соответствии с
частью четвертой статьи 10 Закона, когда объективно подтверждается
невиновность лица. Между тем такие лица не вправе потребовать ни
вынесения в отношении них решений об отказе в возбуждении уголовного
дела, ни предоставления им, в том числе по судебному решению, сведений
о собранной в отношении них персональной информации даже в допускаемых
частью третьей статьи 5 пределах, обеспечивающих неразглашение
государственной тайны и конспиративных данных. Это противоречит
равному праву граждан на судебную защиту и ознакомление с материалами,
непосредственно затрагивающими их права и свободы, вытекающему из
статей 19, 21 (часть 1), 24 (часть 2) и 46 Конституции Российской
Федерации, и не согласуется со статьей 55 (часть 3), исключающей
введение ограничений, неоправданных и несоразмерных с точки зрения
целей, указанных в данной конституционной норме.
6. Оспоренная в данном деле статья 9 Федерального закона "Об
оперативно-розыскной деятельности" устанавливает порядок вынесения
судебных решений об ограничении при проведении оперативно-розыскных
мероприятий конституционных прав граждан на тайну переписки,
телефонных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений, а
также на неприкосновенность жилища. Введение судебного порядка
ограничений указанных конституционных прав предусмотрено статьями 23 и
25 Конституции Российской Федерации и обусловлено тем, что в силу
особого независимого статуса судов, осуществляющих судебную власть,
судебная защита прав и свобод рассматривается как их существенная
гарантия, что соответствует вытекающему из статьи 6 Конвенции о защите
прав человека и основных свобод праву каждого на определение его
гражданских прав и обязанностей независимым и беспристрастным судом,
созданным и действующим на сновании закона.
Однако порядок определения судом допустимых ограничений прав
граждан в ходе оперативно-розыскной деятельности, предусмотренный в
статье 9 Закона, по мнению заявительницы, не соответствует Конституции
Российской Федерации, что способствовало, в частности, вынесению судом
необоснованного решения о прослушивании ее телефонных переговоров и
привело к нарушению ее конституционных прав.
Установленная статьей 9 судебная процедура объективно не может не
отличаться от форм, в которых осуществляется правосудие по уголовным,
гражданским и административным делам. Вместе с тем, исходя из
конституционного смысла гарантии судебной защиты, предоставляемой, в
частности, статьей 23 Конституции Российской Федерации, она должна
обеспечивать эффективное предупреждение и устранение судом нарушений
права на неприкосновенность частной жизни при передаче личной
информации. Поэтому изъятия из общих требований к процедурам судебной
защиты прав граждан, которые допустимы только в связи со спецификой
оперативно-розыскной деятельности, не могут приводить к отрицанию
конституционных сущностных характеристик суда как органа судебной
власти, создаваемого и действующего на основании закона.
Последнее предполагает, что для каждого дела законом определяется
надлежащий суд, т.е. устанавливается предметная, территориальная и
инстанционная подсудность. Такая правовая позиция выражена е
постановлении Конституционного Суда от 16 июня 1998 года. Этому
требованию не отвечает вытекающее из статьи 9 Закона право
осуществляющих оперативно-розыскную деятельность органов в каждом
конкретном случае определять суд, рассматривающий вопрос о проведении
оперативно-розыскных мероприятий, по своему усмотрению, поскольку сам
Закон допускает, что это может быть суд как по месту их осуществления,
так и по месту нахождения ходатайствующего об этом органа.
В судебной практике подтверждается еще более расширительное
толкование указанных правил подсудности органами, осуществляющими
оперативно-розыскную деятельность, и судами, что находит отражение в
постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от
24 декабря 1993 года, в котором рекомендовано не только судам
областного (краевого) и приравненного к ним уровня, но и районным
(городским) судам принимать к своему рассмотрению материалы о даче
разрешения на проведение оперативно-розыскных мероприятий,
ограничивающих тайну передачи личной информации. Таким образом,
решение о подсудности зависит не от выраженной в законе воли
законодателя, а от органов, осуществляющих оперативно-розыскную
деятельность. Это позволяет им произвольно определять подсудность, а
также в силу конфиденциальности их деятельности не исключает
возможности при отказе в разрешении на проведение соответствующих
мероприятий одним судом обратиться с той же целью в другой.
Возможность такого произвольного определения подсудности нарушает
общий правовой принцип, согласно которому надлежащий суд для каждого
дела устанавливается законом, и уже была оценена Конституционным Судом
Российской Федерации в постановлении от 16 марта 1998 года как не
соответствующая статьям 46 и 47 Конституции Российской Федерации.
Таким образом, содержащееся в статье 9 Закона регулирование
подсудности, исходя прежде всего из ведомственного интереса, искажает
конституционные цели введения гарантий судебной защиты личных тайн и,
следовательно, противоречит также статье 24 Конституции Российской
Федерации.
Кроме того, отрицанием сущностных характеристик суда и судебной
защиты как таковой является недостаточность и неопределенность
закрепленной в статье 9 Закона судебной процедуры. Это может повлечь
низведение судебной проверки законности и обоснованности
оперативно-розыскных мероприятий к акту формального санкционирования
действий исполнительной власти, что не соответствует природе судебной
защиты прав и свобод.
В правоприменительной практике не исключена возможность
преодоления недостатков указанного правового регулирования и
восстановления в конкретном случае нарушенных прав и свобод
гражданина. Однако это не снимает проблему устранения
неконституционных (в том числе неясных, допускающих неконституционное
истолкование) нормативных положений из правовой системы, которое
осуществляется если не законодателем, то во всяком случае в процессе
конституционного судопроизводства. Именно соответствующее Конституции
содержание закона должно гарантировать от ошибок и злоупотреблений
правоприменителя. Иначе не обеспечивается верховенство и единообразие
применения Конституции и равенство граждан перед законом и судом.
Такая правовая позиция выражена в постановлении Конституционного Суда
от 16 июня 1998 года.Страницы: 1 2 |