Регулярные контакты Уполномоченного с руководством Минобороны
России позволяют констатировать, что все эти разнокалиберные проблемы
ему хорошо известны и учитываются министерством при совершенствовании
нормативных документов и практических мероприятий военной реформы.
В целом, несмотря на указанные недостатки, промежуточные
результаты реализации Стратегии социального развития Вооруженных Сил
Российской Федерации на период до 2020 года (по состоянию на конец
отчетного года) могут быть осторожно оценены как позитивные, по
крайней мере, с точки зрения обозначившейся динамики.
Резким контрастом на этом фоне выглядит неизменно тяжелое
положение с соблюдением прав военнослужащих, проходящих военную службу
по призыву. Следует заметить, что отслеживание нарушений в этой сфере
как всегда сопряжено для Уполномоченного с немалыми трудностями. Дело
в том, что военнослужащие по призыву крайне редко обращаются к нему с
жалобами. Кто-то, видимо, просто не знает о существовании самого
института Уполномоченного. Кто-то не имеет возможности направить свое
обращение. (В обоих случаях уместен вопрос к командованию воинских
частей и прежде всего к офицерам-воспитателям.)
В таких условиях о нарушениях прав военнослужащих по призыву
Уполномоченный чаще всего узнает только от правозащитников,
обращающихся к нему за помощью. Пользуясь случаем, Уполномоченный
хотел бы выразить им признательность за самоотверженную работу, далеко
не всегда находящую понимание у руководящих органов.
Что же касается самих нарушений, то их "набор" по большей части
традиционен: неуставные отношения всех мыслимых форм - вымогательство
денег, рукоприкладство, "дедовщина", издевательства, привлечение к
работе, не обусловленной исполнением обязанностей военной службы.
По данным Военного следственного управления Следственного
комитета при прокуратуре Российской Федерации, в отчетном году общее
количество потерпевших от неуставных отношений между рядовыми
увеличилось на 6,1% по сравнению с 2008 годом и составило 1920
человек. Число погибших от неуставных отношений между рядовыми
снизилось на 25% и составило 9 человек. От рукоприкладства
(должностные преступления) в 2009 году пострадал 1501 человек, что на
5,5% меньше, чем в 2008-м. Число погибших от рукоприкладства снизилось
на 50% и составило 6 человек. При всем желании эту информацию все же
нельзя назвать вселяющей оптимизм. Причем не только потому, что
пострадавших все равно недопустимо много. Представляется, что
официальные показатели такого рода - это лишь вершина айсберга.
Нельзя не отметить, впрочем, и то, что и Минобороны России, и
Главная военная прокуратура постепенно учатся более принципиальному,
чем раньше, отношению к преступлениям на почве неуставных отношений.
В отчетном году военный суд Новосибирского гарнизона признал
восьмерых курсантов Новосибирского высшего военного командного училища
виновными в доведении до самоубийства первокурсника того же училища С.
Виновные были приговорены к различным срокам лишения свободы от двух
до пяти лет. Приговор вступил в законную силу. Кроме того, по иску
родителей погибшего Октябрьский районный суд г. Новосибирска взыскал в
их пользу с Минобороны России 3 млн. рублей в качестве компенсации.
Тот же суд вынес частное определение в адрес главкома Сухопутных войск
об устранении причин, способствовавших преступлению.
В данном конкретном случае органы прокуратуры выполнили свои
обязанности, а суды воздали "по заслугам" всем виновникам этой
трагедии, не забыв и об ответственности Минобороны России. Так,
однако, бывает не всегда. По-прежнему имеют место "серийные" нарушения
прав военнослужащих, совершаемые при вопиющем попустительстве
командиров или даже с их участием. Тревожно и то, что при
возникновении таких сложных и, как правило, "многофигурных" ситуаций
органы военной прокуратуры и СКП РФ зачастую то ли не могут в них
разобраться, то ли не находят мужества дать им должную правовую
оценку.
В отчетном году внимание Уполномоченного привлекла ситуация,
сложившаяся в в/ч 02511, дислоцированной в п. Каменка Выборгского
района Ленинградской области.
Эта история началась в июне 2009 года, когда в СМИ появились
сообщения о самоубийствах двух военнослужащих указанной части, а также
об имевших в ней место случаях неуставных отношений. На обращение
Уполномоченного о проведении проверки обстоятельств происшествий
поступил ответ руководителя военного следственного управления СКП РФ
по Ленинградскому военному округу. В нем факты самоубийств
подтверждались, а неуставных отношений - категорически отрицались.
Пострадавшие от "дедовщины" военнослужащие характеризовались при этом
отрицательно.
Между тем в октябре к Уполномоченному поступило обращение из
региональной правозащитной организации "Солдатские матери
Санкт-Петербурга", в котором сообщалось о новых фактах нарушений прав
военнослужащих в в/ч 02511. В связи с этим Уполномоченный счел
необходимым обратиться уже к Главному военному прокурору. В конце
октября на это обращение поступил ответ военного прокурора
Ленинградского военного округа. В нем со ссылкой на указание Главного
военного прокурора сообщалось о проведенной в части проверке. По
результатам которой факты "дедовщины" нашли свое подтверждение, а в
отношении трех военнослужащих контрактной службы были возбуждены
уголовные дела.
В декабре весь командный состав в/ч 02511 (8 офицеров) был уволен
приказом Министра обороны.
Со своей стороны, ввиду массовых и грубых нарушений прав
военнослужащих Уполномоченный намерен держать ситуацию в в/ч 02511 под
особым контролем. Уполномоченный будет признателен за направление в
его адрес любой новой информации по этому поводу.
По фактам неуставных отношений в отчетном году Уполномоченным
были направлены обращения к военным прокурорам и руководителям военных
следственных управлений Московского, Сибирского, Дальневосточного,
Ленинградского и Северо-Кавказского военных округов. В основном ответы
на эти обращения поступали в установленный законом срок. К сожалению,
они были не всегда исчерпывающими и оставляли место для новых
обращений.
Анализируя характер нарушений прав военнослужащих на почве
неуставных отношений, Уполномоченный обратил внимание на три новых
типа нарушений, порожденных изменениями в порядке комплектования
Вооруженных Сил. Два из них связаны с нарушением прав военнослужащих
контрактной службы. Третий - с нарушениями прав военнослужащих по
призыву, совершаемыми самими "контрактниками".
Почта Уполномоченного ясно свидетельствует о том, что
предпосылкой к возникновению самых разных конфликтных ситуаций
зачастую выступает недостаточная проработанность правил подписания и
исполнения контракта. Принятая в настоящее время форма контракта не
предусматривает указание точной даты окончания военной службы, не
содержит четкого изложения ни прав "контрактника" и членов его семьи,
ни обязательств, которые берет перед ними Минобороны России.
Нередки также случаи, когда военнослужащим вообще не выдается на
руки их собственный (второй) экземпляр контракта. Отсутствуют и
типовые регламенты служебного времени. Устранить все эти упущения
несложно. Но сделать это следовало бы незамедлительно.
Куда более серьезного переосмысления требует существующая ныне
практика подписания контрактов с военнослужащими, проходящими службу
по призыву. Дело не столько в том, что с учетом отмеченных пробелов в
контракте такая практика чревата разночтениями относительно срока их
окончания. Гораздо важнее то, что она создает условия для принуждения
к подписанию контракта. Нетрудно понять, что недобросовестный командир
имеет массу возможностей "убедить" военнослужащего, проходящего службу
по призыву, подписать искомый контракт даже против воли последнего.
Примеры такого рода содержатся в поступающих к Уполномоченному
обращениях граждан. В связи с этим Уполномоченный считает необходимым
полностью запретить подписание контрактов с военнослужащими по призыву
до истечения срока их службы.
После сокращения сроков службы по призыву и по мере увеличения
количества военнослужащих по контракту последние как более опытные и
искушенные в военном деле люди стали по сути дела претендовать на роль
"наставников" молодых солдат. Традиция наставничества существовала,
как известно, в старой Русской армии, где к каждому новобранцу
прикреплялся "дядька" из числа старослужащих. Проблема, однако, в том,
что в нынешней Российской армии военнослужащие по контракту все чаще
превращаются не в заботливых "дядек", а в жестоких "дедов". Бороться с
этим явлением надо начинать немедленно, пока оно не успело
укорениться. Инструменты для этого имеются. Это и штрафы, и вычеты из
зарплаты "контрактников", дисциплинарная и уголовная ответственность.
По-прежнему остро стоит проблема привлечения военнослужащих к
работам, не обусловленным исполнением их служебных обязанностей. При
этом не стоит лукавить: речь идет не о "привлечении", а о принуждении
к труду, что прямо запрещено Конституцией Российской Федерации.
Следует подчеркнуть, что виновные в таких деяниях должностные
лица крайне редко привлекаются к уголовной ответственности.
В конце 2008 года к Уполномоченному поступило обращение члена его
Экспертного совета, известной правозащитницы В. в защиту
военнослужащего З., проходившего службу в в/ч 21809, что в пос.
Князе-Волконское Хабаровского края. Из материалов обращения следовало,
что в ноябре 2007 года замкомандира той же части по воспитательной
работе П. отдал З. в "аренду" местному предпринимателю. В течение пяти
месяцев З. батрачил на своего самозваного "хозяина", а в апреле 2008
года от него бежал и явился с заявлением в военную прокуратуру по
месту жительства в г. Петропавловске-Камчатском. В итоге З. был
доставлен в Хабаровск, где тот же П. вместе с рядом других
офицеров-"воспитателей" из в/ч 30632 и из Управления воспитательной
работы Дальневосточного военного округа склонял его к отказу от своих
показаний. На эти уговоры З. не поддался. Проверив показания З.,
военная прокуратура Хабаровского гарнизона подтвердила факты
привлечения его к "работам, не обусловленным исполнением обязанностей
военной службы". После чего военный следственный отдел четыре раза
отказывал в возбуждении в отношении П. уголовного дела.
Чтобы заставить военный следственный отдел выполнить все же свою
работу, потребовались совместные усилия правозащитников,
Уполномоченного, а также видного депутата Государственной Думы и
Главного военного прокурора.
В марте отчетного года Хабаровский гарнизонный военный суд
признал П. виновным в превышении должностных полномочий, приговорив
его к лишению свободы сроком на один год с отбыванием наказания в
колонии-поселении.
В отчетном году на рассмотрении у Уполномоченного находились и
другие дела о принуждении военнослужащих фактически к рабскому труду.
Уполномоченный счел излишним излагать материалы этих дел в настоящем
докладе ввиду их полной идентичности тому, что приведено выше. Вместе
с тем Уполномоченный считает необходимым обратить внимание на
несколько существенных общих моментов, характерных для подобных дел.
Первый из них очевиден: органы военного следствия принимают эти дела к
производству с большой неохотой. Военнослужащие, заявившие об имевших
место фактах их принуждения к труду, по странному совпадению нередко
сами становятся объектом уголовного преследования по другим делам.
Главная же общая особенность дел о принуждении военнослужащих к труду
- удивительно мягкое, как бы "житейское" отношение к ним многих
должностных лиц Вооруженных Сил Российской Федерации.
В целях комплексного изучения проблем обеспечения прав
военнослужащих в мае отчетного года по инициативе Уполномоченного было
проведено заседание. В работе заседания приняли участие представители
Администрации Президента РФ, Аппарата Правительства РФ, обеих палат
Федерального Собрания, Минобороны России и других ведомств, в которых
предусмотрена военная служба, Главной военной прокуратуры, а также
правозащитной общественности.
Участники "круглого стола" согласовали пакет предложений,
призванных, по их мнению, повысить эффективность защиты прав
военнослужащих. Эти предложения, оформленные в виде Рекомендаций
"круглого стола", Уполномоченный направил Президенту РФ, в
Правительство РФ, а также во все "профильные" органы государственной
власти.
В ноябре отчетного года был подписан в новой редакции "Меморандум
Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации и
Министерства обороны Российской Федерации о взаимодействии в целях
обеспечения государственных гарантий защиты прав и свобод
военнослужащих, граждан, уволенных с военной службы, и членов их
семей, а также гражданского персонала Вооруженных Сил Российской
Федерации".
10. Права человека в местах принудительного содержания
В силу ряда объективных причин содержание человека в местах
лишения свободы зачастую чревато нарушением его прав. В одних странах
подобных нарушений больше, в других - меньше. В любом случае, однако,
лишенный свободы человек круглосуточно находится в полной власти
администрации пенитенциарного учреждения, а его жизнь "за решеткой"
регламентирована множеством суровых правил, за несоблюдение которых
предусмотрено наказание. Грань между строгостью и жестокостью,
требовательностью и самодурством в таких условиях чрезвычайно тонка, а
перейти ее не сложно. В нашей стране положение дел в
уголовно-исполнительной системе усугубляется несовершенством
соответствующих нормативных правовых документов, не всегда высоким
уровнем правовой культуры сотрудников, недостаточной материальной
базой и, наконец, глубоко порочным, но, увы, распространенным в
обществе убеждением в том, что бесправие осужденного и даже
задержанного есть часть их наказания.
В совокупности все эти обстоятельства имеют результатом очень
тяжелое положение с обеспечением основных гражданских, социальных и
культурных прав лиц, оказавшихся в местах лишения свободы. О чем
свидетельствует, в частности, стабильно большое (в среднем до 3 тысяч
в год) количество индивидуальных и коллективных жалоб по этой
тематике, поступающих к Уполномоченному. В основном неизменен и круг
поднимаемых заявителями проблем: нарушение прав на жизнь, личную
безопасность, на свободу от пыток, жестокого и унижающего человеческое
достоинство обращения, на медицинскую помощь и судебную защиту.
Весьма знаменательно на этом фоне заявление нового директора
Федеральной службы исполнения наказаний (ФСИН России) о необходимости
реформирования всей уголовно-исполнительной системы. Безусловно
поддерживая такое намерение, хотелось бы, однако, упомянуть о важной
проблеме, существование которой, по наблюдениям Уполномоченного,
долгое время подтачивало эффективность работы уголовно-исполнительной
системы. Суть проблемы в том, что стремление прежнего руководства ФСИН
России защитить честь "ведомственного мундира" зачастую превалировало
над интересами дела.
Простой пример. ФСИН России считает недопустимым "вынесение в
докладе Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации
негативных по своей сути оценок действий сотрудников
уголовно-исполнительной системы до завершения расследования по каждому
происшествию, так как согласно Конституции Российской Федерации никто
не может быть признан виновным, иначе как по приговору суда". Такая
позиция вызывает, по меньшей мере, недоумение. Причем не только
потому, что закон наделяет Уполномоченного правом самостоятельно
проверять, а значит, и оценивать деятельность любых должностных лиц,
направляя материалы проверки в соответствующие компетентные органы для
вынесения решения по существу вопроса. В докладе за 2007 год
упоминается о том, как, изучив обращение Уполномоченного в защиту
группы осужденных, ФСИН России официально опровергла факты, изложенные
в их жалобе. Напротив, органы прокуратуры, проверив по обращению
Уполномоченного те же факты из той же жалобы, выявили в безупречных,
по мнению ФСИН, действиях сотрудников УИС многочисленные нарушения
действующего законодательства и внесли представление об их привлечении
к дисциплинарной ответственности. О реакции ФСИН России на данный
эпизод Уполномоченному не известно.
Справедливости ради следует признать, что одним из факторов,
объективно чреватым нарушением прав осужденных и задержанных, является
хроническая переполненность мест лишения свободы. Россия занимает
малопочетное третье место в мире (после США и КНР) по количеству лиц,
содержащихся в местах лишения свободы. В последние пять лет "армия"
осужденных и задержанных неуклонно росла, составив на 1 января 2009
года 887,6 тысячи человек. Что явно превышает возможности государства
разместить их в мало-мальски сносных условиях. Еще недавно считалось,
что единственным выходом из этого тупика является изменение практики
вынесения судебных приговоров, сопряженных с лишением свободы, за
незначительные преступления. "Сажать" в России, и правда, могли бы
меньше. Но изменение судебной практики, вырабатывавшейся
десятилетиями, дело небыстрое. В таких условиях более чем
своевременными стали предложения Минюста и ФСИН России постепенно
перевести значительную часть осужденных за менее тяжкие преступления в
колонии-поселения. Поддерживая эти меры, Уполномоченный ожидает, что
при должном исполнении они реально приведут к гуманизации системы
исполнения наказаний.
В отчетном году к Уполномоченному продолжали поступать жалобы от
осужденных в связи с незаконным, по их мнению, наложением
дисциплинарных взысканий. После надлежащей, хотя и трудоемкой проверки
многие из этих жалоб были признаны обоснованными.
По обращению Уполномоченного в защиту прав осужденного С.,
содержащегося в ИК-17 в Саратовской области, органами прокуратуры были
признаны незаконными и отменены шесть постановлений о его водворении в
штрафной изолятор. Кроме того, по представлению заместителя прокурора
Саратовской области начальником ГУФСИН России по Саратовской области
приняты меры для устранения выявленных нарушений закона, а приказом
начальника ИК-17 ряд должностных лиц учреждения привлечены к
дисциплинарной ответственности.
В отчетном году на контроле у Уполномоченного оставалось
расследование уголовного дела, возбужденного по событиям в одном из
учреждений ГУФСИН России по Челябинской области, где 31 мая 2008 года
в результате применения специальных средств скончались четверо
осужденных.
По поступившей в этом же году информации следственных органов, в
процессе расследования этого уголовного дела были установлены факты
воспрепятствования следствию, в отношении должностных лиц ГУФСИН
России по Челябинской области дополнительно возбуждены уголовные дела
о заведомо ложном доносе и укрывательстве преступлений по статьям 306
и 316 УК РФ.
Между тем проверка поступающих к Уполномоченному жалоб на
незаконное привлечение осужденных к дисциплинарной ответственности
выявляет совершенно недопустимые, порой просто удивительные пробелы в
профессиональной подготовке персонала учреждений
уголовно-исполнительной системы.
В марте 2009 года органами прокуратуры было отменено
постановление начальника ФГУ ИК-6 УФСИН России по Брянской области о
водворении осужденного П. в помещение камерного типа сроком на три
месяца. При этом надзирающим прокурором было установлено, что при
наложении дисциплинарного наказания были применены нормы,
установленные статьями 53 и 54 Исправительно-трудового кодекса РСФСР,
утратившего силу двенадцать с лишним лет назад.
В почте Уполномоченного обнаруживаются многочисленные факты
нарушения права осужденных на обращение. Некоторые из таких нарушений
носят особо вызывающий характер. Так, в частности, прямо игнорируя
положения п. 2 ст. 91 УИК РФ, администрация многих исправительных
учреждений вполне рутинно подвергает просмотру переписку осужденных с
Уполномоченным. Чаще всего это выясняется как бы "попутно" при
повторном обращении осужденных к Уполномоченному. (В таких случаях к
повторному обращению прилагается копия ответа Уполномоченного на
первое обращение. Зачастую на этом не подлежащем просмотру документе
имеются отметки о его просмотре администрацией исправительного
учреждения.) В отдельных учреждениях существует практика рассмотрения
обращений осужденных к Уполномоченному по правам человека в Российской
Федерации на специально созданных комиссиях.
В январе 2009 года адресованная Уполномоченному жалоба
осужденного Т., содержащегося в ФБУ ИК-52 ГУФСИН России по
Свердловской области, прошла "апробацию" на заседании комиссии
учреждения по работе с предложениями, заявлениями и жалобами
осужденных. После чего была все же отправлена адресату. Проверив эту
информацию, Свердловская прокуратура по надзору за соблюдением законов
в исправительных учреждениях вынесла начальнику учреждения
представление об устранении нарушений УИК РФ. Вопрос о конкретном
нарушении права осужденного на обращение был, таким образом, исчерпан.
Поставленный более широко вопрос о том, как вообще могло быть допущено
столь очевидное нарушение, следует, видимо, отнести к разряду
философских.
В отчетном году удалось, наконец, урегулировать абсурдную, на
первый взгляд, проблему нормативного размера денежных средств, которые
могут быть израсходованы осужденными на приобретение продуктов питания
и предметов первой необходимости. Ранее, как известно, размер
разрешенных на эти цели средств рассчитывался из базовой суммы
минимальной оплаты труда, составляющей в абсолютном выражении сто
рублей. Эта ничтожная по нынешним временам сумма не индексировалась и
оставалась неизменной, в связи с чем, например, осужденные,
содержащиеся в помещении камерного типа, могли приобретать товары не
более чем на 50 рублей в месяц. Жалобы по этому поводу поступали к
Уполномоченному регулярно начиная с 2004 года.
После неоднократных обращений Уполномоченного в различные органы
в статьи 69, 113, 118, 121, 125, 131, 133 и 161 УИК РФ были внесены
изменения, согласно которым размер разрешенных к расходованию
осужденными денежных средств определен фиксированными суммами. В
частности, осужденные, содержащиеся в помещении камерного типа, могут
отныне приобретать продукты питания и предметы первой необходимости на
500 рублей в месяц.
Крайне противоречивым и в целом неблагополучным остается
положение с обеспечением права на труд лиц, осужденных к лишению
свободы. В принципе реализация этого права не налагает на государство
обязанности предоставить работу всем своим гражданам. В нашей стране
каждый может свободно выбирать род деятельности и место работы, а при
желании вообще не работать. В местах лишения свободы дело, конечно же,
обстоит по-другому.
С одной стороны, согласно ст. 9 УИК РФ законодатель определяет
труд как одно из основных средств исправления осужденного. В силу
этого ст. 103 УИК РФ устанавливает обязанность осужденного трудиться.
С другой стороны, осужденный, как правило, жестко ограничен в выборе
работы условиями конкретного исправительного учреждения, в котором он
содержится. В совокупности все это, видимо, позволяет предположить,
что государство в лице органов уголовно-исполнительной системы несет
обязанность обеспечить работой всех осужденных без исключения. С этим
как раз и имеются немалые трудности. Согласно оценкам, в настоящее
время в российских исправительных учреждениях не занят трудом почти
каждый пятый осужденный. Стоит заметить, что не имеющий работы
осужденный находится в заведомо не равном положении с работающим
осужденным при рассмотрении судом ходатайств об условно-досрочном
освобождении.
Почти половина осужденных при поступлении в исправительные
учреждения не имеют профессиональных и трудовых навыков. Ясно, что
приобрести эти навыки, столь необходимые для их ресоциализации после
отбытия наказания, осужденные могут только в процессе труда. В целом,
таким образом, отсутствие в исправительном учреждении достаточного
количества рабочих мест объективно чревато рецидивами преступлений.
Почта Уполномоченного содержит примеры использования труда лиц,
содержащихся в местах лишения свободы, без оплаты. Это очень серьезное
нарушение прав человека, особенно нетерпимое в условиях ограничения
его свободы.
В январе 2009 года к Уполномоченному поступило обращение группы
подозреваемых и обвиняемых, содержащихся в учреждении УП-288/Т-2
ГУФСИН России по Красноярскому краю. Заявители сообщили, что
администрация учреждения принуждала их к труду без соответствующей
оплаты. В результате проверки, проведенной Минусинским межрайонным
прокурором, указанная информация полностью подтвердилась.
Таким образом, администрацией учреждения были нарушены требования
частей 1 и 3 ст. 27 Федерального закона от 15.07.1995 N 103-ФЗ "О
содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении
преступлений", а также ряда нормативных правовых актов Минюста России.
Начальнику ФБУ ГУФСИН России по Красноярскому краю Минусинским
межрайонным прокурором Красноярского края было внесено представление с
требованием об устранении нарушений Закона.
Опыт, накопленный Уполномоченным в работе с обращениями лиц,
лишенных свободы, позволяет порой обнаруживать ущемление их прав
формально безупречными нормами действующего законодательства.
Так, например, ч. 1 ст. 118 УПК РФ устанавливает запрет на
свидания, телефонные разговоры, приобретение продуктов питания,
получение посылок, передач и бандеролей в отношении лиц, содержащихся
в штрафном изоляторе в качестве меры дисциплинарного наказания. Ясно,
что, вводя такую норму, законодатель стремился усилить воспитательную
эффективность дисциплинарного наказания. Формально все логично. На
деле же исполнение указанной нормы, как правило, влечет за собой
лишение осужденного права на длительное свидание и после выхода из
штрафного изолятора.
Объясняется этот парадокс очень просто. Фактически все российские
исправительные учреждения испытывают острую нехватку помещений для
длительных свиданий осужденных. В силу этого очередность реализации
права осужденных на свидания обычно рассчитывается надолго вперед.
Осужденный, пропустивший свою очередь по причине содержания в штрафном
изоляторе, неизбежно оказывается в конце этого зачастую бесконечного
списка. То есть не может получить свидания с близкими даже тогда,
когда имеет на это полное право.
Между тем свидание с близкими людьми - это не только и, возможно,
даже не столько форма поощрения осужденного, сколько одна из важнейших
форм его социально полезных связей. Именно поэтому Правило 60.4
Европейских пенитенциарных правил постулирует недопустимость
запрещения контактов осужденного с семьей при любом виде наказания.
С учетом всего сказанного Уполномоченный считает разумным
дополнить упомянутую выше ч. 1 ст. 118 УИК РФ положением о том, что
дисциплинарное наказание в виде водворения осужденного в штрафной
изолятор приостанавливается на время длительного свидания,
установленного для него в порядке очередности.
По-прежнему в большом количестве поступают к Уполномоченному
жалобы в связи с практикуемым ФСИН России направлением осужденных для
отбывания наказания в чрезвычайно удаленные от места их осуждения или
постоянного проживания исправительные учреждения.
Как известно, еще совсем недавно ст. 73 УИК РФ предусматривала
направление осужденных для отбывания наказания в исправительные
учреждения по месту их жительства или осуждения или в ближайшие
исправительные учреждения в других субъектах Российской Федерации.
Такая норма была, конечно, оправдана прежде всего потому, что
позволяла осужденному эффективно сохранять социально полезные связи -
с семьей, друзьями, знакомыми, коллегами по работе. Однако в 2007 году
в упомянутую ст. 73 УИК РФ были внесены изменения, позволяющие
направлять осужденных для отбывания наказания в любой субъект
Российской Федерации. Такая новация ожидаемо привела к тому, что
лишение свободы стало в гораздо большей степени мерой карательной,
нежели исправительной. Особенно с учетом того, что Федеральная служба
исполнения наказаний быстро привыкла пользоваться своим новым правом в
ущерб как справедливости, так и экономической целесообразности.
Осужденных из г. Москвы направляют теперь в Читинскую область, из
Краснодарского края в Хабаровский край или Архангельскую область, из
Республики Татарстан в Республику Коми.
Уполномоченный убежден в том, что настало время исправить
допущенную ошибку, восстановив ст. 73 УИК РФ в прежней редакции.
1 сентября 2008 года вступил в силу Федеральный закон N 76-ФЗ "Об
общественном контроле за обеспечением прав человека в местах
принудительного содержания и о содействии лицам, находящимся в местах
принудительного содержания". Строго говоря, новый Закон отнюдь не
безупречен, в частности, потому, что исключает возможность проверки
исправительных учреждений без предварительного уведомления органов
ФСИН. В такой редакции Закон противоречит рекомендациям Комитета ООН
против пыток, который на своих сессиях и в 2006-м, и 2007 году
подчеркнул необходимость создания в нашей стране системы проверки мест
лишения свободы "без предварительного уведомления". (В этой связи
любопытен, чтобы не сказать, парадоксален тот факт, что согласно
циркуляру Главного управления мест заключения (ГУМЗ) НКВД СССР,
изданному в 1929 году, общественные наблюдатели имели постоянные
пропуска, дававшие им право посещения любых инспектируемых
исправительных учреждений без уведомления администрации.)
Впрочем, каким бы несовершенным ни был Закон, его принятие стало,
несомненно, шагом в правильном направлении. Теперь этот Закон
необходимо добросовестно исполнять. Но и с этим имеются некоторые
проблемы. По состоянию на конец отчетного года общественные
наблюдательные комиссии (ОНК) были сформированы в 73 субъектах
Российской Федерации. Однако в соответствии с ч. 2 ст. 26 указанного
Закона, федеральные органы исполнительной власти, в ведении которых
находятся места принудительного содержания, уже должны были определить
порядок их посещения членами ОНК - в течение 90 дней со дня вступления
Закона в силу (1 сентября 2008 года), то есть к 1 декабря 2008 года.
В установленный срок это требование нового Закона выполнила лишь
ФСИН России, издавшая 28 ноября 2008 года Приказ N 652. В Минобороны
России аналогичный ведомственный нормативный правовой акт был издан 20
января 2009 года, в ФСБ России - 16 февраля 2009 года. МВД России
потребовалось 180 дней для подготовки и утверждения Положения о
порядке посещения мест принудительного содержания (Приказ от
06.03.2009 N 196). С учетом того, что этот ведомственный нормативный
правовой акт был зарегистрирован в Минюсте России 9 апреля 2009 года,
органы внутренних дел в субъектах Российской Федерации практически до
середины апреля 2009 года не были готовы к допуску членов ОНК в
изоляторы временного содержания, спецприемники для лиц, арестованных в
административном порядке, а также в центры временного содержания для
несовершеннолетних правонарушителей. Об этом свидетельствуют
поступающие к Уполномоченному обращения председателей ОНК из целого
ряда субъектов Российской Федерации.
Так, руководство УВД по Мурманской области в феврале 2009 года
отказалось предоставить председателю региональной ОНК перечень
специальных учреждений, находящихся в подчинении областного УВД.
Искомый перечень удалось получить только при совместных усилиях
Уполномоченного и прокурора Мурманской области.
Федеральным конституционным законом от 10.06.2008 N 3-ФКЗ глава
III Федерального конституционного закона от 26.02.1997 N 1-ФКЗ "Об
Уполномоченном по правам человека в Российской Федерации" была
дополнена статьей 36.1, возлагающей на Уполномоченного обязанность
осуществлять "взаимодействие с общественными наблюдательными
комиссиями". Уполномоченный видит свою задачу в том, чтобы наладить
эффективный механизм такого взаимодействия.
В самом конце отчетного года, уже после завершения работы над
данным разделом доклада, в сфере ответственности российской
уголовно-исполнительной системы были приняты три важнейших решения,
каждое из которых можно квалифицировать как системное.
Федеральным законом от 27.12.2009 N 377-ФЗ установлен совершенно
новый, альтернативный лишению свободы вид уголовного наказания -
ограничение свободы. В Уголовный, Уголовно-процессуальный, а также в
Уголовно-исполнительный кодексы Российской Федерации внесены
изменения, предусматривающие установление для осужденного ограничений:
на изменение места жительства и пребывания, места работы и учебы, на
выезд за пределы муниципального образования, на нахождение вне места
жительства в течение определенного времени суток, на посещение
массовых мероприятий и др. Наказание в виде ограничения свободы будет
назначаться в качестве основного (на срок от двух месяцев до четырех
лет) за преступления небольшой и средней тяжести, и в качестве
дополнительного (на срок от шести месяцев до двух лет) за отдельные
тяжкие и особо тяжкие преступления. Надзор за отбыванием наказания в
виде ограничения свободы будет возложен на уголовно-исполнительные
инспекции по месту жительства осужденного.
Федеральным законом от 29.12.2009 N 383-ФЗ внесены изменения в
Налоговый, Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы Российской
Федерации, а также в Закон Российской Федерации "О милиции". В
частности, установлено, что лицо, впервые совершившее налоговое
преступление, освобождается от уголовной ответственности при условии
уплаты полных сумм недоимок, пеней и штрафов. Кроме того, отныне к
подозреваемым в совершении налоговых преступлений не может применяться
такая мера пресечения, как заключение под стражу.
С 1 января 2010 года приказом Минюста России в исправительных
учреждениях упраздняются пресловутые секции дисциплины и порядка. В
последние годы эти добровольно-принудительные организации осужденных,
доставшиеся нам в наследство фактически от системы сталинского ГУЛАГа,
являлись неизбывным источником напряженности в местах лишения свободы.
Уполномоченный поддерживает эти меры, хотя вполне понятно, что
реальную их эффективность покажет только время. Первые же итоги их
применения Уполномоченный предполагает подвести в своем следующем
ежегодном докладе.
11. Право на жизнь, достоинство, свободу, личную
неприкосновенность и уважение личной жизни
Знаковым событием в отчетном году стало вынесение Определения
Конституционного Суда Российской Федерации от 19 ноября N 1344-О-Р,
которым, как принято считать, поставлена точка в вопросе о применении
смертной казни в России.
Выступая на заседании Конституционного Суда Российской Федерации,
Уполномоченный высказал свое мнение о невозможности применения
смертной казни, даже несмотря на то, что формальное основание для
отмены моратория на этот вид наказания - создание судов присяжных во
всех субъектах Российской Федерации - уже возникло. Уполномоченный
подчеркнул, что, подписав предусматривающий полную отмену смертной
казни Протокол N 6 к Конвенции о защите прав человека и основных
свобод, Россия согласно ст. 18 Венской конвенции о праве международных
договоров не может совершать действия, которые лишили бы Протокол N 6
его объекта и цели. Проще говоря, общепринятая международная практика
предполагает, что государство будет выполнять свои обязательства по
подписанному им договору до его предстоящей ратификации.
Со своей стороны Конституционный Суд Российской Федерации указал,
что в настоящее время положения УК РФ о смертной казни не могут
применяться, поскольку сложившееся в нашей стране правовое
регулирование права на жизнь ясно устанавливает запрет на назначение
смертной казни и исполнение ранее вынесенных смертных приговоров. В
частности, запрет на назначение смертной казни основан на
конституционно-правовых по своей природе обязательствах, вытекающих из
международных договоров, а также из национальных
государственно-правовых актов Федерального Собрания, Президента и
Конституционного Суда Российской Федерации.
Определение, вынесенное Конституционным Судом Российской
Федерации по вопросу о применении смертной казни, имеет огромное
значение для правовой системы нашей страны. И все же точку в этом
вопросе ставить, конечно, рано. Ведь многострадальный Протокол N 6 к
Конвенции о защите прав человека и основных свобод по-прежнему ожидает
ратификации. Вполне очевидно, что российским законодателям рано или
поздно придется этим заняться всерьез. Причем лучше рано, нежели
поздно, ибо при всей растяжимости понятия "разумности сроков",
предусматриваемых международной практикой для выполнения процедуры
ратификации, оттягивать ее бесконечно нельзя.
Найдя промежуточное решение вопроса о применении смертной казни
по приговору суда, стоит обратить внимание на практику ликвидации
членов незаконных вооруженных формирований в ходе боевых столкновений.
Понятно, что лица, с оружием в руках оказывающие сопротивление
представителям власти, в исключительных обстоятельствах могут
подлежать уничтожению. Однако обстоятельства каждой такой ликвидации
необходимо подвергать самой тщательной проверке. В противном случае
сама ликвидация рискует превратиться в своего рода "внесудебную казнь"
человека, вина которого не только не доказана, а попросту отсутствует.
Возможность ликвидации вместе с боевиками случайно оказавшихся рядом
людей или, что еще тревожнее, законопослушных граждан под видом
"боевиков" не исключена. Поэтому процедура проверки должна быть в
подобных ситуациях эффективной и непредвзятой.
Проверка обстоятельств ликвидации проводится обычно в рамках
уголовного дела, по которому сам ликвидированный проходит в качестве
подозреваемого (обвиняемого). На стадии предварительного следствия это
уголовное дело прекращается по нереабилитирующему основанию - в связи
со смертью подозреваемого (обвиняемого). Иными словами, материалы дела
не доходят до суда и, таким образом, не подвергаются открытому и
гласному исследованию в рамках состязательной судебной процедуры.
В отчетном году к Уполномоченному поступила жалоба на действия
сотрудников милиции Левашинского РОВД Республики Дагестан. В жалобе
сообщалось о том, что гражданин М., прибыв в указанный район для
получения свидетельства о рождении дочери, был задержан сотрудниками
милиции и доставлен в РОВД. Во второй половине того же дня был из РОВД
отпущен, а потом вновь задержан и отправлен в г. Махачкалу. После чего
бесследно исчез. По утверждению жены М., о фактах задержания и об
отправке в г. Махачкалу он сообщил ей по мобильному телефону.
Для проверки изложенных обстоятельств Уполномоченный обратился за
содействием в МВД и прокуратуру Республики Дагестан. В поступивших
ответах факты задержания М. отрицались со ссылкой на отсутствие
записей об этом в книге учета задержанных. О проверке фактов
телефонных разговоров М. с женой не упоминалось вообще. Зато
сообщалось о том, что на следующий день после своего убытия из дома М.
был уничтожен в лесном массиве в 3 километрах от села Кичигамри (по
версии прокуратуры) или Канасираги (по версии МВД) при оказании
вооруженного сопротивления сотрудникам милиции. По этому факту было
возбуждено уголовное дело. Когда Уполномоченный попытался ознакомиться
с материалами дела, ему сообщили, что по делу в отношении М.
проводится предварительное расследование.
Хотелось бы быть понятым правильно. Уполномоченный не ставит под
сомнение необходимость бескомпромиссной борьбы с боевиками.
Уничтожение боевика при попытке оказания вооруженного сопротивления
представителям власти - объективная необходимость. Но гибель человека
- всегда чрезвычайное происшествие, которое должно быть расследовано в
условиях максимальной транспарентности, с обязательным участием
защитника, имеющего как доступ ко всем доказательствам, так и
возможность их оспорить.
Вопросы административного задержания уже рассматривались
Уполномоченным в его предыдущем докладе. К сожалению, в отчетном году
эти вопросы не потеряли своей актуальности, в том числе и потому, что
не привлекли должного внимания контролирующих органов. Которым уместно
разобраться, например, в необоснованно узком толковании самого понятия
"задержание", используемом в настоящее время. Казалось бы, чего проще:
любое препровождение человека в "участок", сопряженное с ограничением
его свободы, в том числе и выбора, является задержанием. На деле же
все непросто: в ходу так называемые "приглашения" для
"профилактических бесед" или для "вручения предостережения".
Отказаться от "приглашения", подкрепленного угрозой применения силы,
нельзя, но задержанием оно не считается. Другая типовая ситуация:
человека доставили в "участок" силой, уйти не позволяют, но под замок
не посадили, значит, и задержания не было.
В отчетном году к Уполномоченному обратилась с жалобой гражданка
Н., организатор публичного мероприятия в г. Туле. Заявитель сообщила о
том, что накануне мероприятия она была остановлена на улице
сотрудниками органов внутренних дел и принудительно доставлена в
прокуратуру Тульской области для вручения "предостережения". При этом
Н. запретили воспользоваться сотовым телефоном. После вручения этого
"предостережения" ее доставили в дежурную часть ОВД по Советскому
району г. Тулы, где оформили протокол об административном
правонарушении - переходе улицы в неположенном месте.
Ни прокуратура Тульской области, ни руководство областного УВД не
усмотрели в задержании Н. никаких признаков задержания, констатировав,
что в прокуратуру и в ОВД она явилась "добровольно".
По точно такой же схеме в мае отчетного года была обеспечена
"добровольная" явка в ОВД Тверского района г. Москвы организатора и
участников "согласованного" пикета в Новопушкинском сквере. Сотрудники
милиции окружили их и просто затолкали в служебный автотранспорт.
Представители Уполномоченного, находившиеся по его поручению на месте
событий, были свидетелями этого инцидента. Все они в дальнейшем
оказались обвиненными в совершении административных правонарушений, а
впоследствии были оправданы в связи с отсутствием в их действиях
состава административного правонарушения.
Следует подчеркнуть, что подобные действия сотрудников
правоохранительных органов, равно как и оценка этих действий со
стороны органов прокуратуры, вызывают серьезные вопросы. Не признавая
факт его задержания, государство отказывает гражданину Российской
Федерации вправе обжаловать свои действия в судебном порядке. Между
тем задержание, то есть любая форма временного ограничения свободы
человека, включая и свободу отказаться от "приглашения" посетить
участок, - это конституционно-правовое понятие, ни в коем случае не
ограничивающееся рамками административного законодательства. Именно
это вытекает из имеющей обязательную силу интерпретации Европейским
Судом по правам человека положений ст. 5 Конвенции о защите прав
человека и основных свобод.
Весьма примечательным событием в дискуссии о пределах понятия
"административное задержание" стало Постановление Конституционного
Суда РФ от 16.06.2009 N 9-П, которое уравняло компенсационные
механизмы при незаконном административном задержании на срок до 48
часов и административном аресте. До принятия указанного Постановления
незаконное административное задержание было исключено из числа деяний
публичной власти, относительно которых должны действовать правила
возмещения вреда в порядке статей 1070 и 1100 Гражданского кодекса РФ.
Следует напомнить, что эти статьи предполагают компенсацию вреда вне
зависимости от вины государственных органов и должностных лиц.
С конституционно-правовой точки зрения аналогичными проблемами
чревата и процедура проверки документов. (Задержание ограничивает
право человека на свободу передвижения, а проверка документов - его
право на неприкосновенность и уважение личной жизни.)
Последнее позволяет человеку оставаться в общественной жизни
анонимным, неузнанным, не сообщать свои персональные данные. В той
мере, в какой это необходимо для соблюдения баланса между интересами
общества и отдельной личности, это право может быть ограничено
законом. Одним из таких законов является Закон Российской Федерации от
18.04.1991 N 1026-1 "О милиции", уполномочивающий ее "проверять
документы, удостоверяющие личность, у граждан, если имеются
достаточные основания подозревать их в совершении преступления или
полагать, что они находятся в розыске, либо имеется повод к
возбуждению в отношении них дела об административном правонарушении".
Иными словами, сотрудник милиции может проверить документы у
гражданина (а следовательно, и вторгнуться в его частную жизнь) лишь
при наличии веских оснований подозревать его в совершении преступления
или правонарушения. На деле, однако, подавляющее большинство
сотрудников милиции воспринимает проверку документов как свое
неотъемлемое и ничем не ограниченное право.
В ходе проверки жалобы гражданина Х. на принудительное
доставление в ОВД по Заволжскому району г. Твери Уполномоченный
обратился за содействием в прокуратуру Заволжского района, откуда был
направлен запрос начальнику УВД по Тверской области.
Откуда к Уполномоченному поступил ответ, заслуживающий того,
чтобы привести его дословно. "В соответствии с п. 2 ст. 11 Закона РФ
от 18.04.1991 N 1026-1 "О милиции", ст. 18.8, ст. 27.2, ст. 27.5 КоАП
РФ 10.05.2009 сотрудником милиции для проверки документов был
остановлен гражданин Х., который при себе имел документы, вызвавшие
сомнения в подлинности, после чего он в 11.30 был доставлен в ДЧ ОВД
по Заволжскому району г. Твери. После проверки личности гражданина Х.
по сведениям областного адресного бюро и осмотра экспертом подлинность
документов была подтверждена и в 12.40 он был отпущен.
Таким образом, в действиях сотрудников милиции нарушения
требований нормативных документов, регламентирующих порядок действий
по задержанию и доставлению граждан в органы внутренних дел, не
выявлены". Из приведенного ответа совсем не ясно, каковы были
основания для проверки у Х. документов. Можно предположить, что
никаких оснований для этого не было.
К сказанному следует добавить, что убежденность в абсолютном
праве сотрудников милиции на доступ к личным документам граждан,
видимо, разделяют и сотрудники прокуратуры Заволжского района г.
Твери.
Впрочем, некоторые сотрудники милиции все же слышали о тех
ограничениях, которые налагает на них Закон при осуществлении проверки
документов. Такие сотрудники обычно утверждают, что проверили
документы у человека, приметы которого совпадали с имевшейся
ориентировкой, или что сделали это в рамках некой "плановой
специальной операции". Подобные ничем не подкрепленные голословные
"объяснения" нередко призваны замаскировать вымогательство денег у
тех, кто не хочет быть доставленным в дежурную часть ОВД.
В отчетном году к Уполномоченному обратилась гражданка Украины
З., сообщившая о том, что сотрудники милиции проводят поголовную
проверку паспортов, а также документов миграционного учета у
пассажиров поездов в пунктах пересечения государственной границы
России. Заявительница поставила под сомнение законность таких действий
сотрудников милиции с учетом того, что при появлении пограничного
наряда или таможенников сотрудники милиции свои проверки немедленно
прерывают, а сами ретируются.
Со своей стороны Уполномоченный направил начальнику УВД по
Белгородской области обращение по поводу документов, регламентирующих
эти проверки. Согласно полученному ответу обращение Уполномоченного
было направлено по принадлежности в ЛОВД станции Белгород УВДТ
Юго-Восточной железной дороги. Откуда ответ в письменном виде не
поступил, а по телефону сообщили, что найти тех сотрудников, которые
проводили проверку, без их идентификационных номеров невозможно.
Уполномоченный между тем просил сообщить лишь о том, на основании
каких документов проводились эти явно "самодеятельные" проверки.
В этой связи хотелось бы отметить положительный опыт ГУВД г.
Москвы, где соответствующим приказом установлен запрет для сотрудников
ППС на составление протоколов об административных правонарушениях за
проживание без регистрации. Таким образом, сотрудники ППС лишены
возможности произвольной проверки документов на улице под предлогом
подозрения в совершении именно этого правонарушения. Другой вопрос,
осведомлены ли об этом приказе сами граждане.
Вторжением в личную жизнь человека является также сбор и
обработка его персональных данных - то есть сведений, которые
позволяют идентифицировать его личность. Как важный шаг в деле
обеспечения права человека на личную жизнь Уполномоченный
рассматривает Федеральный закон от 27.07.2006 N 152-ФЗ "О персональных
данных". Нельзя вместе с тем не заметить, что многие его нормы
работают неважно. Среди причин этого - неясность в их толковании, в
определении целей обработки данных, отсутствие широкой
информированности граждан о предоставленных им правах и механизмах
защиты, а также незначительное число контролирующих его исполнение
органов в сравнении с числом операторов, осуществляющих обработку
персональных данных.
В отчетном году к Уполномоченному от гражданина С. поступила
жалоба на нарушение органами государственной власти его
конституционного права на частную жизнь. Как сообщил заявитель, 2 июля
2008 года он обратился в УГИБДД г. Санкт-Петербурга и Ленинградской
области с просьбой об обезличивании записи о нарушении им Правил
дорожного движения в базе данных "Административная практика" на
основании статьи 4.6 Кодекса Российской Федерации об административных
правонарушениях и Федерального закона "О персональных данных" от
27.07.06 N 152-ФЗ.
В соответствии с Приказом ГУВД по г. Санкт-Петербургу и
Ленинградской области от 14.01.08 N 15 данные о лице, совершившем
административное правонарушение, хранятся в банке данных в течение
трех лет с момента постановки на учет, после чего автоматически оттуда
удаляются. Информация о совершенном С. нарушении не была удалена из
банка данных спустя четыре года с момента регистрации.
Тем не менее УГИБДД г. Санкт-Петербурга и Ленинградской области
просьбу заявителя удовлетворить отказалось. В связи с этим С.
обратился в суд. Который, в свою очередь, пришел к выводу о том, что
действия УГИБДД по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области его
права и законные интересы не нарушили. Кассационная инстанция это
решение подтвердила на том абсурдном основании, что персональные
данные хранятся в УГИБДД на условиях конфиденциальности. Судебная
коллегия Верховного Суда Российской Федерации с этим согласилась,
похоже, не вникая в существо проблемы. Ходатайство Уполномоченного в
защиту прав С. было, таким образом, оставлено без удовлетворения.
Понятно, что Федеральный закон "О персональных данных" -
относительно новый нормативный правовой документ, применять который
всем нам еще учиться и учиться. Хотелось бы все же, чтобы наука эта
усваивалась побыстрее.
Один из способов учета персональных данных - дактилоскопическая
регистрация граждан - допустима лишь в строго определенных Законом
случаях. Европейский Суд по правам человека относит к таким случаям
предотвращение преступлений и защиту национальной безопасности. Между
тем на практике процедуре принудительного дактилоскопирования порой
подвергают лиц, к которым она со всей очевидностью применена быть не
может.
К Уполномоченному обратился гражданин Л. с жалобой на действия
сотрудников УВД по Ленинскому району г. Челябинска, незаконно
подвергших его принудительному дактилоскопированию. В результате
проведенной Уполномоченным проверки выяснилось, что Л. был
дактилоскопирован при доставке в спецприемник для отбывания наказания
в виде административного ареста.
Согласно действующему законодательству о дактилоскопической
регистрации лица, подвергнутые административному аресту, подлежат
дактилоскопированию только, если установить их личность другим
способом невозможно. Между тем было установлено, что персональные
данные заявителя были указаны в постановлении о его направлении в
спецприемник. Его дактилоскопирование было тем самым незаконным.
После вмешательства Уполномоченного прокуратура Ленинского района
г. Челябинска внесла представление начальнику районного УВД о
привлечении сотрудника УВД, подвергшего Л. дактилоскопированию, к
дисциплинарной ответственности.
Вообще говоря, почта Уполномоченного свидетельствует о том, что
практика применения законодательства о защите жизни, достоинства, а
равно неприкосновенности частной жизни в России еще далеко не
сформирована. В этой связи Уполномоченный считает настоятельно
необходимым обратить особое внимание на изучение опыта Европейского
Суда по правам человека, который к настоящему времени вынес ряд
прецедентных постановлений в этой области.
12. Право на судебную защиту и справедливое
судебное разбирательство
В своем предыдущем ежегодном докладе Уполномоченный уделил
внимание вопросам гласности и открытости судопроизводства. Было, в
частности, отмечено, что присутствующие на открытом судебном заседании
лица вопреки нормам действующего процессуального законодательства
нередко лишаются права фиксировать ход процесса с помощью средств
аудиозаписи, а также производить его фотосъемку и видеозапись. В
качестве причины подобных ограничений Уполномоченный прямо указал на
широко распространенную практику принятия ведомственных нормативных
актов, неправомерно обусловливающих фотосъемку и видеозапись
разрешением председателя суда, а отнюдь не судьи,
председательствующего в судебном заседании, как того требует закон.
Эту практику Уполномоченный расценил как серьезное нарушение, ибо
председатель суда не правомочен вмешиваться в процессуальную
деятельность судей по отправлению правосудия и обеспечению ими
гласности судебного разбирательства.
В 2008 году после вмешательства Уполномоченного были изменены
подобные положения ряда ведомственных нормативных актов. Такая судьба
постигла, например, Приказ Управления Федеральной службы судебных
приставов по Ростовской области и Управления Судебного департамента в
Ростовской области от 21.03.2006 N 83/34, устанавливавший запрет на
пронос в здание суда звукозаписывающей аппаратуры без разрешения
председателя суда. К сожалению, негодная практика точно такого же
ведомственного нормотворчества была выявлена и в отчетном году.
В октябре 2009 года по жалобе гражданина С. Уполномоченный
обратился в Преображенский районный суд г. Москвы с заявлением о
признании недействующими п. п. 2.3, 2.5 Инструкции по организации
внутриобъектового режима и установления единого порядка прохода в
здания районных судов и судебных участков мировых судей города Москвы,
утвержденной председателем Московского городского суда и Советом судей
г. Москвы.
В соответствии с п. 2.3 этой Инструкции проносить в здание суда
фото- и видеоаппаратуру можно не иначе как с разрешения председателя
суда или председательствующего по делу.
Согласно п. 2.5 той же Инструкции проносить в здание суда
множительную технику и звукозаписывающую аппаратуру, а также
использовать их по назначению можно с письменного разрешения
председателя суда, а в его отсутствие - с разрешения заместителя
председателя суда.
В процессе рассмотрения Преображенским районным судом материалов
дела ответчики внесли поправки в Инструкцию. В целом изменения
оспариваемых положений Инструкции, утвержденные Постановлением Совета
судей г. Москвы от 26.05.2006 N 67а (с изменениями от 21.10.2009 N 9),
соответствуют заявленным требованиям Уполномоченного. В связи с этим,
приобщив измененную Инструкцию к материалам дела, Преображенский
районный суд г. Москвы вынес решение о его прекращении.
Данное положение является наглядной иллюстрацией одной из
основных системных трудностей в работе Уполномоченного. Суть в том,
что результативная защита им прав человека в конкретной ситуации
зачастую не становится ни уроком, ни прецедентом для должностных лиц и
органов власти, в аналогичных ситуациях допускающих те же самые
нарушения закона. В этой связи Уполномоченный с особым удовлетворением
отмечает инициативу Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации,
который Приказом от 14.07.2009 N 107 разрешил всем участникам процесса
свободно проносить в здание суда необходимую фото-, видео- и
звукозаписывающую аппаратуру.
В процессе работы с поступающими обращениями Уполномоченному
приходится сталкиваться с некоторыми, мягко говоря, не вполне
понятными "особенностями" отечественной судебной практики. Одной из
них является нежелание или неумение судей опираться на положения
международных договоров Российской Федерации, а также на нормы нашей
Конституции, имеющие, как известно, во-первых, прямое действие, а
во-вторых, приоритет перед законами и иными нормативными правовыми
актами.
Это приводит к тому, что, рассматривая жалобы граждан Российской
Федерации, Европейский Суд по правам человека все чаще устанавливает
нарушение их права на судебную защиту, равно как и на справедливое
судебное разбирательство, гарантированное ст. 6 Конвенции о защите
прав человека и основных свобод.
Весьма показателен в этом смысле случай, ставший предметом
рассмотрения Конституционным Судом Российской Федерации жалобы
гражданки В. на нарушение ее конституционных прав ст. 151 ГК РФ. В
связи с длительным неисполнением органом местного самоуправления ранее
вынесенного судебного постановления заявитель обратилась в суд с
требованием о компенсации причиненного ей морального вреда.
Руководствуясь Конституцией Российской Федерации, Конвенцией о защите
прав человека и основных свобод, а также практикой Европейского Суда
по правам человека, суд первой инстанции это требование удовлетворил.
Кассационная же инстанция его отменила, указав, что в российском
законодательстве право на компенсацию морального вреда, причиненного
нарушением имущественных прав граждан, может быть реализовано, только
если это предусмотрено специальным законом.
Конституционный Суд в своем Определении от 03.07.2008 N 734-О-П
указал, что ст. 151 ГК РФ не может рассматриваться как препятствующая
принятию решения о денежной компенсации в связи с неисполнением ранее
принятых судебных решений.
Точка в этой истории еще не поставлена. В целом же очевидно, что
отсутствие специального законодательного регулирования может и должно
быть восполнено применением в судебной практике общих положений
Конституции Российской Федерации.
Следует признать, что нарушения права на судебную защиту и
справедливое судебное разбирательство давно стали в нашей стране
чем-то вполне обыденным. В гражданском процессе такие нарушения
встречаются практически на всех его стадиях. На досудебной стадии они
выражаются в отказе принять исковое заявление. Здесь также применяются
некие тонкие "технологии". Для начала суд общей юрисдикции
отказывается принять исковое заявление, ссылаясь на то, что
рассмотрение конкретного спора находится в компетенции мирового судьи
либо арбитражного суда. Те же, в свою очередь, утверждая прямо
противоположное, отправляют истца в суд общей юрисдикции. Оказавшись в
таком замкнутом круге, заявитель должен обжаловать решения судей сразу
в двух судебных инстанциях. Каждая из которых обычно подтверждает
правомерность ранее принятого решения. В результате обе судебные
инстанции отказывают заявителю в защите. И обе при этом правы.
Объясняется этот абсурд только одним - правовой неопределенностью
норм процессуального законодательства, об устранении которой следовало
бы подумать в самое ближайшее время.
Изменение порядка и срока обжалования судебных постановлений в
порядке надзора создало новые препятствия для обращения в суд
надзорной инстанции. Все дело в том, что Федеральный закон "О внесении
изменений в Гражданский процессуальный кодекс Российской Федерации" от
04.12.2007 N 330-ФЗ не предусмотрел переходные положения к новому
правовому регулированию.
К Уполномоченному обратился гражданин Х. с жалобой на нарушение
его конституционного права на доступ к правосудию, выразившееся в
невозможности обращения в суд надзорной инстанции в связи с тем, что
предусмотренный для этого процессуальный срок был сокращен с одного
года до шести месяцев.
Заявитель указывал, что обжалованное им судебное постановление
вступило в силу раньше, чем указанные изменения были внесены в ГПК РФ.
В силу этого заявитель справедливо полагал, что имеет право обжаловать
это судебное постановление в течение года, а не шести месяцев. Однако
Судебная коллегия по гражданским делам Верховного Суда Российской
Федерации ему в принятии надзорной жалобы отказала со ссылкой на
необходимость восстановления пропущенного шестимесячного срока,
установленного новой редакцией ст. 376 ГПК РФ.
Заявление же Х. о восстановлении процессуального срока было
оставлено без удовлетворения, поскольку уважительность причин его
пропуска не была доказана. Законность последнего решения была
подтверждена всеми вышестоящими судебными инстанциями. При этом не
было принято во внимание Постановление Президиума Верховного Суда
Российской Федерации от 17.09.2008, утвердившего Обзор
законодательства и судебной практики Верховного Суда Российской
Федерации за II квартал 2008 года, в котором указано, что новая
редакция ч. 2 ст. 376 ГПК РФ, сократившая срок на подачу надзорной
жалобы с одного года до шести месяцев, является тем непредвиденным для
заявителя обстоятельством, которое следует признать в качестве
уважительного, обязывающего суд первой инстанции восстановить
пропущенный процессуальный срок в силу исключительности случая.
Более того, в Определении Конституционного Суда Российской
Федерации от 16.12.2008 N 1054-О-П указано, что новая норма не
предполагает возвращение надзорной жалобы без рассмотрения по существу
тем гражданам, судебные постановления по делам которых вступили в
законную силу до 8 января 2008 г., если надзорная жалоба была подана
ими хотя и спустя шесть месяцев после вступления в силу обжалуемых
судебных постановлений, но до истечения ранее действовавшего для
обращения в суд надзорной инстанции годичного срока, как не
предполагает и необходимость в указанных случаях обращаться в суд за
восстановлением пропущенного срока для подачи надзорной жалобы.
Следует, впрочем, сказать, что Конституционный Суд вынес свое
Определение лишь в декабре 2008 года, то есть по истечении всех
указанных в нем самом сроков. Это сделало исполнение требований
Конституционного Суда заведомо невозможным без специального правового
регулирования.
По результатам рассмотрения жалобы Председателю Верховного Суда
Российской Федерации Уполномоченным было направлено ходатайство о
проверке законности судебных постановлений об отказе в удовлетворении
заявления Х. о восстановлении срока на подачу надзорной жалобы.
Определением заместителя Председателя Верховного Суда Российской
Федерации надзорная жалоба заявителя и ходатайство Уполномоченного с
делом переданы для рассмотрения в судебном заседании суда надзорной
инстанции.
Судебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда
Российской Федерации при участии представителей аппарата
Уполномоченного обжалуемые судебные акты отменены, срок на подачу
надзорной жалобы восстановлен.
Таким образом, право Х. на судебную защиту и доступ к правосудию
восстановлено.
В целом судопроизводство в Российской Федерации не вполне
отвечает международным стандартам справедливости судебного
разбирательства.
Европейский Суд по правам человека, оценивая справедливость суда,
обращает внимание на его беспристрастность, на то, насколько
обеспечена состязательность сторон в процессе, на прозрачность
процедур выбора экспертов и назначения экспертиз, на законность
методов получения доказательств, мотивированность итогового судебного
решения, возможность его обжалования и так далее.
Понятно, что нарушения, допущенные по одному или нескольким из
указанных параметров, являются основанием для отмены вынесенного
судебного постановления. Проблема, однако, в том, что инстанции,
которая бы оценивала на этот предмет деятельность суда, в России
просто нет. Не секрет ведь, что суды надзорной инстанции ограничивают
свою миссию проверкой судебных решений только на предмет буквального
соблюдения норм национального материального и процессуального закона.
Вопрос же о соблюдении судом общепризнанных принципов международного
права при разрешении спора остается, как правило, без должного
внимания.
Почта Уполномоченного содержит немало примеров нарушений прав
человека и в уголовном судопроизводстве. Чаще всего заявители жалуются
на необоснованные процессуальные решения следователя, дознавателя или
прокурора. Постановления об отказе в возбуждении уголовного дела или о
его прекращении или, наконец, о приостановлении по нему производства,
и правда, выносятся порой с удивительной легкостью и без должных на то
оснований. Важно, однако, помнить, что подобные действия должностных
лиц государства есть не что иное, как нарушение конституционного права
каждого из нас на судебную защиту. Вмешательство Уполномоченного и
проведенные по его просьбе дополнительные проверки во многих случаях
приводят к возбуждению уголовного дела там, где как будто компетентные
должностные лица не нашли или не захотели найти состава преступления.
На общую тенденцию это, однако, влияет мало.
Из публикации в СМИ Уполномоченному стало известно о том, что 19
марта 2009 года помощник прокурора г. Зеи (Амурская область), управляя
автомашиной в нетрезвом состоянии, выехал на полосу встречного
движения, вследствие чего произошло столкновение с автомашиной "скорой
помощи". В результате дорожно-транспортного происшествия фельдшер
"скорой помощи" погибла, а водитель и находившийся на руках фельдшера
11-месячный ребенок были госпитализированы с тяжелыми травмами.
Ввиду очевидности признаков преступления по факту ДТП было
вынесено постановление о возбуждении уголовного дела, в тот же день
отмененное заместителем прокурора Амурской области.
Посчитав, что описанный инцидент имеет особое общественное
значение, Уполномоченный обратился к прокурору Амурской области с
просьбой безотлагательно сообщить о причинах принятия им столь
странного решения. В результате уже 26 марта по указанному факту ДТП
было вновь вынесено постановление о возбуждении уголовного дела по
признакам преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 264 УК РФ. На этот
раз та же самая прокуратура Амурской области признала его законным и
обоснованным. О чем и сообщила Уполномоченному, как бы "забыв",
однако, объяснить мотивы своего первого "отказного" решения.
Поступают к Уполномоченному и жалобы на волокиту при проверке
заявлений о совершении преступлений, на незаконное и необоснованное
заключение под стражу, нарушение установленных предельных сроков
содержания под стражей, пренебрежение правом на неприкосновенность
жилища и другие. Заявители сообщают также о необоснованном привлечении
к уголовной ответственности, невозможности добиться реабилитации
необоснованно подвергшихся уголовному преследованию.
После соответствующей проверки Уполномоченный находит многие из
этих жалоб правомерными, а допущенные должностными лицами нарушения -
установленными. Причиной же нарушений в последнее время все чаще
становится несоблюдение следователями, прокурорами, равно как и
сотрудниками иных правоохранительных органов, требований
уголовно-процессуального законодательства. В такой ситуации судебная
защита становится для человека единственной гарантией от произвола и
злоупотреблений. На деле, однако, российские суды зачастую уклоняются
от осуществления надлежащего контроля за действиями правоохранительных
органов.
В отчетном году Уполномоченный принял к рассмотрению жалобу
гражданина КНР Ш., на протяжении 15 лет проживающего в России. Ш.
состоит в браке с российской гражданкой и имеет на иждивении четырех
малолетних детей. Заявитель сообщил, что Управление Федеральной
миграционной службы по Приморскому краю своим решением аннулировало
его вид на жительство в Российской Федерации и предписало покинуть
российскую территорию.
Это решение, принятое на основе заключения территориального
органа Федеральной службы безопасности Российской Федерации, заявитель
обжаловал в суде. Суд первой инстанции решение УФМС России по
Приморскому краю отменил, поскольку упомянутый территориальный орган
ФСБ России не представил в судебном заседании доказательств
нежелательности пребывания Ш. в России. Напротив, кассационная
инстанция решение об аннулировании вида на жительство Ш. поддержала,
посчитав, что органы безопасности вправе не предоставлять органу
правосудия доказательств для своего вывода о нежелательности
пребывания иностранного гражданина на территории России. Таким
образом, конституционное право Ш. на судебную защиту и справедливое
судебное разбирательство было объективно нарушено.
Как показала переписка Уполномоченного с руководством ФСБ России,
камнем преткновения в описанной ситуации стало отсутствие в ГПК РФ
процессуальной нормы, позволяющей рассмотреть сведения, содержащие
государственную тайну, в закрытом судебном заседании с участием только
российского представителя иностранного гражданина, которому оформлен
необходимый "допуск", но не самого иностранного гражданина. Пробел в
ГПК РФ, таким образом, очевиден. Однако он, видимо, не должен
рассматриваться как достаточное основание для предоставления органу
исполнительной власти (в данном случае ФСБ России) фактического
иммунитета от судебного контроля. Ведь иначе под угрозой может
оказаться конституционное право иностранного гражданина, а равно и
лица без гражданства, на доступ к российскому правосудию. Что и
произошло в данном конкретном случае с молчаливого согласия
кассационной судебной инстанции. Между тем при более ответственном
отношении к своим обязанностям суд должен был бы истребовать у органов
безопасности доказательства по делу, имея в виду, что положения
Конвенции о защите прав человека и основных свобод в толковании
Европейского Суда по правам человека в принципе позволяют ограничить
доступ иностранного гражданина к сведениям, составляющим
государственную тайну. (См. подробнее приложение N 3.)
С учетом сказанного Уполномоченный в инициативном порядке
разработал законопроект, устраняющий отмеченный пробел в ГПК РФ, и
обратился в Верховный Суд Российской Федерации как к органу,
обладающему правом законодательной инициативы, с просьбой внести этот
законопроект на рассмотрение Государственной Думы. На момент
подписания настоящего доклада ответ из Верховного Суда Российской
Федерации не получен. Дело находится на контроле Уполномоченного.
Составной частью права на судебную защиту и справедливое судебное
разбирательство является обязательность исполнения судебных решений. В
этой связи Уполномоченный с удовлетворением отмечает наметившуюся в
последнее время тенденцию к сокращению общего количества жалоб,
подающихся на действия должностных лиц Федеральной службы судебных
приставов и ее территориальных подразделений при исполнении судебных
постановлений. Можно констатировать, что на работе этой службы
положительно сказалось введение в действие Федерального закона от
02.10.2007 N 229-ФЗ "Об исполнительном производстве", который внес ряд
серьезных изменений в порядок принудительного исполнения судебных
актов. Оправдало себя и наделение должностных лиц, рассматривающих
жалобы на действия судебных приставов, полномочиями по отмене
вынесенного постановления, принятию нового решения и определению мер
для устранения допущенных нарушений.
Следует упомянуть и о возросшей эффективности сотрудничества
Уполномоченного с Федеральной службой судебных приставов на основе
заключенного между ними в 2007 году соглашения. В рамках указанного
сотрудничества зачастую удается добиться восстановления прав граждан,
минуя стадию судебного разбирательства. Впрочем, сохраняются в сфере
исполнительного производства и немалые проблемы.
В отчетном году гражданин И. обратился к Уполномоченному с
жалобой на бездействие отдела судебных приставов по городскому округу
Железнодорожный Управления Федеральной службы судебных приставов по
Московской области. Заявитель сообщил о том, что судебные приставы
длительное время не предпринимали мер к исполнению решения
Железнодорожного городского суда о взыскании в его пользу денежной
суммы с должника Г. При этом каких-либо препятствий к исполнению
решения суда не было: должник имел постоянный заработок по месту
работы.
Тем не менее решение суда не исполнялось. Материалы
исполнительного производства судебными приставами неоднократно
утрачивались, в связи с чем органы прокуратуры вносили представления
об устранении нарушений законодательства.
Только после обращения Уполномоченного в Федеральную службу
судебных приставов главному судебному приставу городского округа
Железнодорожный было, наконец, поручено принять меры к восстановлению
утраченных исполнительных документов. Вопрос был также взят на
контроль и.о. руководителя УФССП России по Московской области -
главного судебного пристава Московской области.
Таким образом, совместными усилиями Уполномоченного и руководства
Федеральной службы судебных приставов удалось "уговорить" отдел
судебных приставов по городскому округу Железнодорожный все же взяться
за свою работу. Судебными приставами был получен дубликат
исполнительного листа, по которому возбуждено исполнительное
производство. Никогда не скрывавшийся от приставов должник
"обнаружен", дал объяснения и обязательства по погашению задолженности
частями. Перечисление взыскателю сумм задолженности начато.
Завершая тему исполнения судебных решений, следует упомянуть о
том, что 15 января 2009 года по жалобе "Бурдов против России"
Европейский Суд по правам человека вынес так называемое "пилотное"
постановление в отношении России. Подобные постановления выносятся в
случаях выявления Европейским Судом системных проблем, существующих в
том или ином государстве. В случае с Россией проблема состоит в
длительном неисполнении судебных решений, обязывающих органы
государственной власти произвести денежные выплаты. Как отмечено в
постановлении, в настоящее время на рассмотрении Европейского Суда
находится около 700 идентичных дел против России о длительном
неисполнении судебных решений о денежных выплатах. В связи с этим Суд
приостановил на один год производство по всем указанным делам и
потребовал от Российской Федерации в течение этого времени принять
комплекс мер, которые обеспечили бы адекватное и полное разрешение
проблемы.
Таким образом, необходимость правового регулирования порядка
выплаты государством компенсации за нарушение права на судебную защиту
очевидна. Верховным Судом разработан проект закона, в соответствии с
которым предполагается наделить суды общей юрисдикции полномочиями по
рассмотрению обращений граждан в связи с нарушением их права на
судопроизводство в разумные сроки, а также права на исполнение в
разумные сроки вступившего в законную силу судебного акта.
Законопроект внесен на рассмотрение в Государственную Думу
Федерального собрания Российской Федерации, но до сих пор не принят.
13. Право на эффективную государственную защиту
Один из наиболее тревожных парадоксов сегодняшней России состоит
в том, что государственные органы, на которые возложена прямая
обязанность защищать наши права, на самом деле их зачастую нарушают.
Достаточно в этой связи сказать, что в почте Уполномоченного
количество жалоб на действия сотрудников правоохранительных органов -
прокуратуры, органов внутренних дел, а также иных органов,
осуществляющих следствие и дознание, - является в последние годы
стабильно высоким и в отчетном году составило 12,8% от общего числа
жалоб на нарушения личных прав. Масштабы явления таковы, что объяснить
его только ошибками и злоупотреблениями отдельных нерадивых
исполнителей трудно. Речь должна, видимо, идти о системных проблемах,
порождаемых пробелами или дефектами нормативных правовых актов, в том
числе ведомственных приказов и инструкций, равно как и о несовершенной
правоприменительной практике. Некоторые из таких проблем, высвеченных
поступающими к Уполномоченному жалобами, рассматриваются ниже.
В деле защиты прав граждан особая ответственность лежит на
органах прокуратуры. Именно в прокуратуру обращаются граждане, чьи
права были нарушены действиями других государственных органов. Здесь,
однако, и возникает весьма существенная проблема. Действующее
законодательство Российской Федерации позволяет рассматривать любое
нарушение прав человека и как вероятное преступление, и как иное
правонарушение. В первом случае рассмотрение обращения осуществляется
в соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом Российской
Федерации. Во втором - на основе ряда других нормативных правовых
актов, в частности Кодекса Российской Федерации об административных
правонарушениях, Федерального закона от 17.01.1992 N 2202-1 "О
прокуратуре Российской Федерации" и пр. Соответственно, в первом
случае прокурор направляет в органы предварительного расследования
материалы для решения вопроса о возбуждении уголовного дела либо об
отказе в возбуждении уголовного дела. Во втором - спектр возможностей
прокурорского реагирования шире: протест, представление,
предостережение, постановление о возбуждении административного
производства.
На практике же, даже получив обращение, в котором заявитель не
требует привлечения виновных к уголовной ответственности и не сообщает
о признаках преступления, прокурор зачастую как бы "механически"
передает указанное обращение для проверки в рамках
уголовно-процессуального законодательства. В свою очередь, органы
следствия, закономерно не усмотрев в обжалуемых заявителем действиях
должностных лиц состава преступления, выносят постановление об отказе
в возбуждении уголовного дела. Дальнейшие обращения заявителя
рассматриваются как несогласие с этим постановлением и как попытка его
опротестовать. Поскольку же в обжалуемых заявителем действиях
должностных лиц состав преступления и правда отсутствует, эти действия
окончательно признаются законными и обоснованными. Между тем защита
прав заявителя еще даже не начиналась.
К Уполномоченному регулярно поступают обращения от граждан,
получивших от соответствующих должностных лиц г. Москвы отказ в
"согласовании" уведомления о проведении публичного мероприятия
(митинга или шествия). Усматривая в таких действиях должностных лиц
признаки административного правонарушения, Уполномоченный направляет
поступившие обращения для проверки в прокуратуру г. Москвы. Откуда,
как правило, приходит "типовой" ответ об отсутствии в действиях
должностных лиц состава преступления. Таким образом, произвольно
подменив процедуры проверки, прокуратура города по сути дела
уклоняется от правовой оценки указанных действий должностных лиц.
По такой же схеме действует прокуратура г. Москвы, проверяя по
просьбе Уполномоченного обращения граждан в связи с нарушением их прав
сотрудниками милиции при проведении одиночных пикетов. (О применяемых
для этого провокациях, на которые жалуются заявители, речь идет в 5-м
разделе доклада.)
В очередной раз направляя подобное обращение в прокуратуру,
Уполномоченный учел ее склонность к проверке действий сотрудников
|